Цитаты со словом «подсудимый»
— Я не как судья тебе встал говорить, а сам как последний из
подсудимых.
— Не напрасно, господа, не напрасно! — вскипел опять Митя, хотя и, видимо облегчив душу выходкой внезапного гнева, начал уже опять добреть с каждым словом. — Вы можете не верить преступнику или
подсудимому, истязуемому вашими вопросами, но благороднейшему человеку, господа, благороднейшим порывам души (смело это кричу!) — нет! этому вам нельзя не верить… права даже не имеете… но —
— А вы и не знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно улыбнувшись. — А что, коль не скажу? От кого тогда узнать? Знали ведь о знаках-то покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще небо знало, да оно ведь вам не скажет. А фактик-то любопытный, черт знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь, господа, открою, глупости у вас на уме. Не знаете вы, с кем имеете дело! Вы имеете дело с таким
подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я рыцарь чести, а вы — нет!
С
подсудимым Митей он, однако же, увиделся тоже в первый день своего прибытия, и это свидание не только не ослабило в нем убеждения в его виновности, а даже усилило его.
Многие дамы горячо поссорились со своими супругами за разность взглядов на все это ужасное дело, и естественно после того, что все мужья этих дам явились в залу суда уже не только нерасположенными к
подсудимому, но даже озлобленными против него.
И вообще положительно можно было сказать, что, в противоположность дамскому, весь мужской элемент был настроен против
подсудимого.
К личному же характеру дела, к трагедии его, равно как и к личностям участвующих лиц, начиная с
подсудимого, он относился довольно безразлично и отвлеченно, как, впрочем, может быть, и следовало.
Налево было место
подсудимого и его защитника.
Судебному приставу велено было ввести
подсудимого, и вот появился Митя.
—
Подсудимый, признаете ли вы себя виновным?
Впрочем, братья
подсудимого были допущены к свидетельству без присяги.
Я думаю даже, что и все дамы, все до единой, с таким нетерпением жаждавшие оправдания интересного
подсудимого, были в то же время совершенно уверены в полной его виновности.
Председатель, обратившись к
подсудимому, спросил: не имеет ли он чего заметить по поводу данных показаний?
—
Подсудимый, выбирайте ваши слова, — строго проговорил председатель.
Впечатление от высшего благородства его речи было-таки испорчено, и Фетюкович, провожая его глазами, как бы говорил, указывая публике: «вот, дескать, каковы ваши благородные обвинители!» Помню, не прошло и тут без эпизода со стороны Мити: взбешенный тоном, с каким Ракитин выразился о Грушеньке, он вдруг закричал со своего места: «Бернар!» Когда же председатель, по окончании всего опроса Ракитина, обратился к
подсудимому: не желает ли он чего заметить со своей стороны, то Митя зычно крикнул...
— Он у меня, уже у
подсудимого, деньги таскал взаймы! Бернар презренный и карьерист, и в Бога не верует, преосвященного надул!
Медицинская экспертиза тоже не очень помогла
подсудимому.
Доктор Герценштубе прямо заявил, что «ненормальность умственных способностей
подсудимого усматривается сама собой».
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков
подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый, войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
Замечание его насчет того, что
подсудимый, войдя, должен был бы посмотреть на дам, вызвало игривый шепот в публике.
Московский доктор, спрошенный в свою очередь, резко и настойчиво подтвердил, что считает умственное состояние
подсудимого за ненормальное, «даже в высшей степени».
Он много и умно говорил про «аффект» и «манию» и выводил, что по всем собранным данным
подсудимый пред своим арестом за несколько еще дней находился в несомненном болезненном аффекте и если совершил преступление, то хотя и сознавая его, но почти невольно, совсем не имея сил бороться с болезненным нравственным влечением, им овладевшим.
Но особенно усматривал доктор эту манию в том, что
подсудимый даже не может и говорить о тех трех тысячах рублей, в которых считает себя обманутым, без какого-то необычайного раздражения, тогда как обо всех других неудачах и обидах своих говорит и вспоминает довольно легко.
«Насчет же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский доктор, заканчивая свою речь, — что
подсудимый, входя в залу, должен был смотреть на дам, а не прямо пред собою, скажу лишь то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый, входя в залу суда, в которой решается его участь, не должен был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно могло бы считаться признаком его ненормального душевного состояния в данную минуту, но в то же время я утверждаю, что он должен был смотреть не налево на дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника, в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
На его взгляд,
подсудимый как теперь, так и прежде, находится в совершенно нормальном состоянии, и хотя действительно он должен был пред арестом находиться в положении нервном и чрезвычайно возбужденном, но это могло происходить от многих самых очевидных причин: от ревности, гнева, беспрерывно пьяного состояния и проч.
Что же до того, налево или направо должен был смотреть
подсудимый, входя в залу, то, «по его скромному мнению», подсудимый именно должен был, входя в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно тем самым и доказал совершенно нормальное состояние своего ума в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой врач свое «скромное» показание.
На этом прокурор прекратил расспросы. Ответы Алеши произвели было на публику самое разочаровывающее впечатление. О Смердякове у нас уже поговаривали еще до суда, кто-то что-то слышал, кто-то на что-то указывал, говорили про Алешу, что он накопил какие-то чрезвычайные доказательства в пользу брата и в виновности лакея, и вот — ничего, никаких доказательств, кроме каких-то нравственных убеждений, столь естественных в его качестве родного брата
подсудимого.
Но начал спрашивать и Фетюкович. На вопрос о том: когда именно
подсудимый говорил ему, Алеше, о своей ненависти к отцу и о том, что он мог бы убить его, и что слышал ли он это от него, например, при последнем свидании пред катастрофой, Алеша, отвечая, вдруг как бы вздрогнул, как бы нечто только теперь припомнив и сообразив...
Разумеется, ввязался и прокурор. Он попросил Алешу еще раз описать, как это все было, и несколько раз настаивал, спрашивая: точно ли
подсудимый, бия себя в грудь, как бы на что-то указывал? Может быть, просто бил себя кулаком по груди?
Важно и характерно было именно то обстоятельство, что отыскался хоть один лишь факт, хоть одно лишь, положим самое мелкое, доказательство, почти только намек на доказательство, но которое все же хоть капельку свидетельствовало, что действительно существовала эта ладонка, что были в ней полторы тысячи и что
подсудимый не лгал на предварительном следствии, когда в Мокром объявил, что эти полторы тысячи «были мои».
Но Катерина Ивановна сама, с самых первых слов, твердо объявила на один из предложенных вопросов, что она была помолвленною невестой
подсудимого «до тех пор, пока он сам меня не оставил…» — тихо прибавила она.
Ему стали предлагать вопросы. Он отвечал совсем как-то нехотя, как-то усиленно кратко, с каким-то даже отвращением, все более и более нараставшим, хотя, впрочем, отвечал все-таки толково. На многое отговорился незнанием. Про счеты отца с Дмитрием Федоровичем ничего не знал. «И не занимался этим», — произнес он. Об угрозах убить отца слышал от
подсудимого. Про деньги в пакете слышал от Смердякова…
—
Подсудимый, — вскричал председатель, — еще слово — я вас велю вывесть.
Главное, тем взяло его слово, что было искренно: он искренно верил в виновность
подсудимого; не на заказ, не по должности только обвинял его и, взывая к «отмщению», действительно сотрясался желанием «спасти общество».
Нет, я не хочу уступать защиту
подсудимого высокоталантливому защитнику, прибывшему из Петербурга.
Но вот, однако, дети этого старика, этого отца семейства: один пред нами на скамье
подсудимых, об нем вся речь впереди; про других скажу лишь вскользь.
«Но вот третий сын отца современного семейства, — продолжал Ипполит Кириллович, — он на скамье
подсудимых, он перед нами.
Еще раз повторю — никому не уступлю защиту
подсудимого!
Но этот первый предлог, по собственным словам
подсудимого, побледнел перед вторым.
Поколь, дескать, я ношу на себе эти деньги — „я подлец, но не вор“, ибо всегда могу пойти к оскорбленной мною невесте и, выложив пред нею эту половину всей обманно присвоенной от нее суммы, всегда могу ей сказать: „Видишь, я прокутил половину твоих денег и доказал тем, что я слабый и безнравственный человек и, если хочешь, подлец (я выражаюсь языком самого
подсудимого), но хоть и подлец, а не вор, ибо если бы был вором, то не принес бы тебе этой половины оставшихся денег, а присвоил бы и ее, как и первую половину“.
«Экспертиза медиков стремилась доказать нам, что
подсудимый не в своем уме и маньяк.
Что же до того, что он маньяк, то с этим я бы и согласился, но именно в одном только пункте — в том самом, на который и экспертиза указывала, именно во взгляде
подсудимого на эти три тысячи, будто бы недоплаченные ему отцом.
Тем не менее, может быть, можно найти несравненно ближайшую точку зрения, чтоб объяснить это всегдашнее исступление
подсудимого по поводу этих денег, чем наклонность его к помешательству.
С своей стороны, я вполне согласен с мнением молодого врача, находившего, что
подсудимый пользуется и пользовался полными и нормальными умственными способностями, а был лишь раздражен и озлоблен.
Вот в этом и дело: не в трех тысячах, не в сумме собственно заключался предмет постоянного и исступленного озлобления
подсудимого, а в том, что была тут особая причина, возбуждавшая его гнев.
Здесь Ипполит Кириллович пространно развернул всю картину роковой страсти
подсудимого к Грушеньке.
Начал он с самого того момента, когда
подсудимый отправился к «молодой особе», чтоб «избить ее», выражаясь его собственными словами, пояснил Ипполит Кириллович, «но вместо того, чтоб избить, остался у ног ее — вот начало этой любви.
В то же время бросает взгляд на ту же особу и старик, отец
подсудимого, — совпадение удивительное и роковое, ибо оба сердца зажглись вдруг, в одно время, хотя прежде и тот и другой знали же и встречали эту особу, — и зажглись эти оба сердца самою безудержною, самою карамазовскою страстью.
Что же до
подсудимого, то трагедия его очевидна, она пред нами.
И вот в этот месяц безнадежной любви, нравственных падений, измены своей невесте, присвоения чужих денег, вверенных его чести, —
подсудимый, кроме того, доходит почти до исступления, до бешенства, от беспрерывной ревности, и к кому же, к своему отцу!
Цитаты из русской классики со словом «подсудимый»
Гиршфельд получил обвинительный акт и через несколько времени появился на скамье
подсудимых перед судом без участии присяжных заседателей.
— Господа судьи, — начал он, — на скромной скамье
подсудимых суда исправительной полиции сидит в настоящую минуту человек далеко не скромный. Вы только что слышали показания свидетелей, обрисовавших вам возмутительное поведение
подсудимого, по отношению к полицейскому сержанту Флоке и комиссару Морелю. Неудовольствовавшись этим, обвиняемый позволил себе бранить неприличными словами Французскую республику и высших представителей.
— Господа присяжные! — мягко и внушительно говорил прокурор. — Взгляните на лицо этого человека, — оно красноречивее показаний свидетелей, безусловно установивших виновность
подсудимого… оно не может не убедить вас в том, что пред вами стоит типичный преступник, враг законопорядка, враг общества…
Наказания за важные преступления определяются приморским окружным судом, который решает дела по одним лишь бумагам, не допрашивая
подсудимых и свидетелей.
Представитель обвинения обратился к присяжным с заявлением, что хотя укор защиты по разбираемому делу, быть может, и справедлив, но что
подсудимый Савин арестован за границей не по одному разбираемому ныне делу.
Ассоциации к слову «подсудимый»
Синонимы к слову «подсудимый»
Предложения со словом «подсудимый»
- Наряду с известными всей стране людьми на скамье подсудимых сидели и обычные хозяйственные работники.
- Однако было очевидно, что мысли её заняты не привязанностью, а признанием вины подсудимых.
- Вместо того чтобы доказывать или отрицать виновность подсудимого, оратор распространяется о зле преступления.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «подсудимый»
Значение слова «подсудимый»
ПОДСУДИ́МЫЙ, -ого, м. Тот, кто обвиняется в каком-л. преступлении и находится под судом. Допросить подсудимого. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ПОДСУДИМЫЙ
Дополнительно