Что-то было в нем, что говорило и внушало (да и всю жизнь потом), что он не хочет
быть судьей людей, что он не захочет взять на себя осуждения и ни за что не осудит.
Неточные совпадения
Правда, что он и от природы
был раздражителен, «ума отрывистого и неправильного», как характерно выразился о нем у нас наш мировой
судья Семен Иванович Качальников в одном собрании.
— Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю, что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо
было. Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. Мне не верят, и никто не поверил, ни жена, ни
судьи мои; не поверят никогда и дети. Милость Божию вижу в сем к детям моим. Умру, и имя мое
будет для них незапятнано. А теперь предчувствую Бога, сердце как в раю веселится… долг исполнил…
Ибо не может
быть на земле
судья преступника, прежде чем сам сей
судья не познает, что и он такой же точно преступник, как и стоящий пред ним, и что он-то за преступление стоящего пред ним, может, прежде всех и виноват.
И сказал тогда аду Господь: «Не стони, аде, ибо приидут к тебе отселева всякие вельможи, управители, главные
судьи и богачи, и
будешь восполнен так же точно, как
был во веки веков, до того времени, пока снова приду».
Правда, месяца чрез полтора он опять
было попался в одной шалости, и имя его сделалось даже известным нашему мировому
судье, но шалость
была уже совсем в другом роде, даже смешная и глупенькая, да и не сам он, как оказалось, совершил ее, а только очутился в нее замешанным.
Я не думаю, чтоб он
был опасен, притом я позову очень много гостей, так что его можно всегда вывести, если он что-нибудь, а потом он может где-нибудь в другом городе
быть мировым
судьей или чем-нибудь, потому что те, которые сами перенесли несчастие, всех лучше судят.
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не говорил тебе до сих пор почти ничего. Откладывал до конца. Когда эта штука моя здесь кончится и скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу. Страшное тут дело одно… А ты
будешь мне
судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты говоришь об завтрашнем, о суде, а веришь ли, я ничего не знаю.
Да, вы здесь представляете Россию в данный момент, и не в одной только этой зале раздастся ваш приговор, а на всю Россию, и вся Россия выслушает вас как защитников и
судей своих и
будет ободрена или удручена приговором вашим.
Да и странно, как бы мог я
быть в этом деле твоим
судьей?
— Держу, — отвечал Вулич глухим голосом. — Майор, вы
будете судьею; вот пятнадцать червонцев: остальные пять вы мне должны, и сделаете мне дружбу, прибавить их к этим.
Неточные совпадения
Коробкин (продолжает).«
Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон…» (Останавливается).Должно
быть, французское слово.
Судья тоже, который только что
был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые
будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои
будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
— Я боюсь, что она сама не понимает своего положения. Она не
судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она не в силах
будет ничего сказать, она только ниже опустит голову.
— Я пожалуюсь? Да ни за что в свете! Разговоры такие пойдут, что и не рад жалобе! Вот на заводе — взяли задатки, ушли. Что ж мировой
судья? Оправдал. Только и держится всё волостным судом да старшиной. Этот отпорет его по старинному. А не
будь этого — бросай всё! Беги на край света!