Неточные совпадения
Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли, хотя он всю жизнь совсем
почти не жил
в своем поместье) лишь то, что это был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип человека не только дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично обделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти.
Федор Павлович, например, начал
почти что ни с чем, помещик он был самый маленький, бегал обедать по чужим столам, норовил
в приживальщики, а между тем
в момент кончины его у него оказалось до ста тысяч рублей чистыми деньгами.
Право, может быть, он бы тогда и поехал; но, предприняв такое решение, тотчас же
почел себя
в особенном праве, для бодрости, пред дорогой, пуститься вновь
в самое безбрежное пьянство.
Деда его, то есть самого господина Миусова, отца Аделаиды Ивановны, тогда уже не было
в живых; овдовевшая супруга его, бабушка Мити, переехавшая
в Москву, слишком расхворалась, сестры же повышли замуж, так что
почти целый год пришлось Мите пробыть у слуги Григория и проживать у него
в дворовой избе.
Превосходное имение его находилось сейчас же на выезде из нашего городка и граничило с землей нашего знаменитого монастыря, с которым Петр Александрович, еще
в самых молодых летах, как только получил наследство, мигом начал нескончаемый процесс за право каких-то ловель
в реке или порубок
в лесу, доподлинно не знаю, но начать процесс с «клерикалами»
почел даже своею гражданскою и просвещенною обязанностью.
По смерти ее с обоими мальчиками случилось
почти точь-в-точь то же самое, что и с первым, Митей: они были совершенно забыты и заброшены отцом и попали все к тому же Григорию и также к нему
в избу.
Только впоследствии объяснилось, что Иван Федорович приезжал отчасти по просьбе и по делам своего старшего брата, Дмитрия Федоровича, которого
в первый раз отроду узнал и увидал тоже
почти в это же самое время,
в этот самый приезд, но с которым, однако же, по одному важному случаю, касавшемуся более Дмитрия Федоровича, вступил еще до приезда своего из Москвы
в переписку.
Чистые
в душе и сердце мальчики,
почти еще дети, очень часто любят говорить
в классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы, о которых не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого не знают и не понимают из того, что уже знакомо
в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего общества.
Неутешная супруга Ефима Петровича,
почти тотчас же по смерти его, отправилась на долгий срок
в Италию со всем семейством, состоявшим все из особ женского пола, а Алеша попал
в дом к каким-то двум дамам, которых он прежде никогда и не видывал, каким-то дальним родственницам Ефима Петровича, но на каких условиях, он сам того не знал.
Петр Александрович Миусов, человек насчет денег и буржуазной честности весьма щекотливый, раз, впоследствии, приглядевшись к Алексею, произнес о нем следующий афоризм: «Вот, может быть, единственный человек
в мире, которого оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого
в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а, может быть, напротив,
почтут за удовольствие».
В самое же последнее время он как-то обрюзг, как-то стал терять ровность, самоотчетность, впал даже
в какое-то легкомыслие, начинал одно и кончал другим, как-то раскидывался и все чаще и чаще напивался пьян, и если бы не все тот же лакей Григорий, тоже порядочно к тому времени состарившийся и смотревший за ним иногда вроде
почти гувернера, то, может быть, Федор Павлович и не прожил бы без особых хлопот.
Хотя, к несчастию, не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку, хотя бы для того только, чтобы удесятерить
в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них
почти совсем не по силам.
Когда и кем насадилось оно и
в нашем подгородном монастыре, не могу сказать, но
в нем уже считалось третье преемничество старцев, и старец Зосима был из них последним, но и он уже
почти помирал от слабости и болезней, а заменить его даже и не знали кем.
Когда же церковь хоронила тело его, уже
чтя его как святого, то вдруг при возгласе диакона: «Оглашенные, изыдите!» — гроб с лежащим
в нем телом мученика сорвался с места и был извергнут из храма, и так до трех раз.
Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много принял
в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и
почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
Но при этом Алеша
почти всегда замечал, что многие,
почти все, входившие
в первый раз к старцу на уединенную беседу, входили
в страхе и беспокойстве, а выходили от него
почти всегда светлыми и радостными, и самое мрачное лицо обращалось
в счастливое.
Алешу необыкновенно поражало и то, что старец был вовсе не строг; напротив, был всегда
почти весел
в обхождении.
Восторженные отзывы Дмитрия о брате Иване были тем характернее
в глазах Алеши, что брат Дмитрий был человек
в сравнении с Иваном
почти вовсе необразованный, и оба, поставленные вместе один с другим, составляли, казалось, такую яркую противоположность как личности и характеры, что, может быть, нельзя бы было и придумать двух человек несходнее между собой.
Вследствие всех сих соображений и могло устроиться некоторое внутреннее влияние
в монастыре на больного старца,
в последнее время
почти совсем уже не покидавшего келью и отказывавшего по болезни даже обыкновенным посетителям.
Миусов рассеянно смотрел на могильные камни около церкви и хотел было заметить, что могилки эти, должно быть, обошлись дорогонько хоронившим за право хоронить
в таком «святом» месте, но промолчал: простая либеральная ирония перерождалась
в нем
почти что уж
в гнев.
Они вышли из врат и направились лесом. Помещик Максимов, человек лет шестидесяти, не то что шел, а, лучше сказать,
почти бежал сбоку, рассматривая их всех с судорожным, невозможным
почти любопытством.
В глазах его было что-то лупоглазое.
Но беспорядочную речь его перебил догнавший путников монашек,
в клобуке, невысокого росту, очень бледный и испитой. Федор Павлович и Миусов остановились. Монах с чрезвычайно вежливым,
почти поясным поклоном произнес...
Они вступили
в комнату
почти одновременно со старцем, который при появлении их тотчас показался из своей спаленки.
Раз, много лет уже тому назад, говорю одному влиятельному даже лицу: «Ваша супруга щекотливая женщина-с», —
в смысле то есть
чести, так сказать нравственных качеств, а он мне вдруг на то: «А вы ее щекотали?» Не удержался, вдруг, дай, думаю, полюбезничаю: «Да, говорю, щекотал-с» — ну тут он меня и пощекотал…
В эти секунды, когда вижу, что шутка у меня не выходит, у меня, ваше преподобие, обе щеки к нижним деснам присыхать начинают,
почти как бы судорога делается; это у меня еще с юности, как я был у дворян приживальщиком и приживанием хлеб добывал.
Все
почти допускаемые, входя
в келью, понимали, что им оказывают тем великую милость.
— Да, но долго ли бы я могла выжить
в такой жизни? — горячо и
почти как бы исступленно продолжала дама.
Но о нем
почти как бы и забыли, и когда старец вступил опять
в келью, то застал самый оживленный общий разговор между своими гостями.
— Позже, позже всех отправитесь! — кольнул еще раз Федор Павлович. Это было
почти в самый момент возвращения старца.
Теперь, с другой стороны, возьмите взгляд самой церкви на преступление: разве не должен он измениться против теперешнего,
почти языческого, и из механического отсечения зараженного члена, как делается ныне для охранения общества, преобразиться, и уже вполне и не ложно,
в идею о возрождении вновь человека, о воскресении его и спасении его…
— Все эти ссылки
в работы, а прежде с битьем, никого не исправляют, а главное,
почти никакого преступника и не устрашают, и число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает.
Правда, — усмехнулся старец, — теперь общество христианское пока еще само не готово и стоит лишь на семи праведниках; но так как они не оскудевают, то и пребывает все же незыблемо,
в ожидании своего полного преображения из общества как союза
почти еще языческого во единую вселенскую и владычествующую церковь.
Поступок этот, да и весь предыдущий, неожиданный от Ивана Федоровича, разговор со старцем как-то всех поразили своею загадочностью и даже какою-то торжественностью, так что все на минуту было примолкли, а
в лице Алеши выразился
почти испуг.
— Это он отца, отца! Что же с прочими? Господа, представьте себе: есть здесь бедный, но почтенный человек, отставной капитан, был
в несчастье, отставлен от службы, но не гласно, не по суду, сохранив всю свою
честь, многочисленным семейством обременен. А три недели тому наш Дмитрий Федорович
в трактире схватил его за бороду, вытащил за эту самую бороду на улицу и на улице всенародно избил, и все за то, что тот состоит негласным поверенным по одному моему делишку.
— Зачем живет такой человек! — глухо прорычал Дмитрий Федорович,
почти уже
в исступлении от гнева, как-то чрезвычайно приподняв плечи и
почти от того сгорбившись, — нет, скажите мне, можно ли еще позволить ему бесчестить собою землю, — оглядел он всех, указывая на старика рукой. Он говорил медленно и мерно.
— Сделайте одолжение, почтенный отец, засвидетельствуйте все мое глубокое уважение отцу игумену и извините меня лично, Миусова, пред его высокопреподобием
в том, что по встретившимся внезапно непредвиденным обстоятельствам ни за что не могу иметь
честь принять участие
в его трапезе, несмотря на все искреннейшее желание мое, — раздражительно проговорил монаху Петр Александрович.
— К несчастию, я действительно чувствую себя
почти в необходимости явиться на этот проклятый обед, — все с тою же горькою раздражительностью продолжал Миусов, даже и не обращая внимания, что монашек слушает. — Хоть там-то извиниться надо за то, что мы здесь натворили, и разъяснить, что это не мы… Как вы думаете?
Да-с, я рыцарь
чести, а
в Петре Александровиче — прищемленное самолюбие и ничего больше.
Это были
почти болезненные случаи: развратнейший и
в сладострастии своем часто жестокий, как злое насекомое, Федор Павлович вдруг ощущал
в себе иной раз, пьяными минутами, духовный страх и нравственное сотрясение,
почти, так сказать, даже физически отзывавшееся
в душе его.
Дмитрия Федоровича он к себе принял на руки, когда сбежала Аделаида Ивановна, трехлетним мальчиком и провозился с ним
почти год, сам гребешком вычесывал, сам даже обмывал его
в корыте.
Любил книгу Иова, добыл откуда-то список слов и проповедей «Богоносного отца нашего Исаака Сирина», читал его упорно и многолетно,
почти ровно ничего не понимал
в нем, но за это-то, может быть, наиболее ценил и любил эту книгу.
Почти черные волосы ее, чрезвычайно густые, закурчавленные как у барана, держались на голове ее
в виде как бы какой-то огромной шапки.
Он проговорил последнюю строчку
в каком-то
почти исступлении.
— Друг, друг,
в унижении,
в унижении и теперь. Страшно много человеку на земле терпеть, страшно много ему бед! Не думай, что я всего только хам
в офицерском чине, который пьет коньяк и развратничает. Я, брат,
почти только об этом и думаю, об этом униженном человеке, если только не вру. Дай Бог мне теперь не врать и себя не хвалить. Потому мыслю об этом человеке, что я сам такой человек.
Как раз пред тем, как я Грушеньку пошел бить, призывает меня
в то самое утро Катерина Ивановна и
в ужасном секрете, чтобы покамест никто не знал (для чего, не знаю, видно, так ей было нужно), просит меня съездить
в губернский город и там по
почте послать три тысячи Агафье Ивановне,
в Москву; потому
в город, чтобы здесь и не знали.
Нравственно же воротился
почти тем же самым, как и до отъезда
в Москву: все так же был нелюдим и ни
в чьем обществе не ощущал ни малейшей надобности.
С самого же прибытия
в наш город Ивана Федоровича стал являться к обеду
почти каждый раз.
Что-то граничило
почти с отчаянием, чего никогда не бывало
в сердце Алеши.
Кроме всего этого, он заметил с первых же слов ее, что она
в каком-то сильном возбуждении, может быть очень
в ней необычайном, — возбуждении, похожем
почти даже на какой-то восторг.
— Не только говорил, но это, может быть, всего сильнее убивало его. Он говорил, что лишен теперь
чести и что теперь уже все равно, — с жаром ответил Алеша, чувствуя всем сердцем своим, как надежда вливается
в его сердце и что
в самом деле, может быть, есть выход и спасение для его брата. — Но разве вы… про эти деньги знаете? — прибавил он и вдруг осекся.