Неточные совпадения
Исцеление ли было в самом
деле или только
естественное улучшение в ходе болезни — для Алеши в этом вопроса не существовало, ибо он вполне уже верил в духовную силу своего учителя, и слава его была как бы собственным его торжеством.
Не далее как
дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона
естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие.
— А что ж, и по походке. Что же, неужели вы отрицаете, что можно по походке узнавать характер, Дмитрий Федорович?
Естественные науки подтверждают то же самое. О, я теперь реалистка, Дмитрий Федорович. Я с сегодняшнего
дня, после всей этой истории в монастыре, которая меня так расстроила, совершенная реалистка и хочу броситься в практическую деятельность. Я излечена. Довольно! как сказал Тургенев.
Не любишь ты меня,
естественное дело: // С другими я и так и сяк, // С тобою говорю несмело, // Я жалок, я смешон, я неуч, я дурак.
Как же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень
естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.
Неточные совпадения
В
день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по университету, теперь профессор
естественных наук, которого, встретив на улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер, московский мировой судья, товарищ Левина по медвежьей охоте.
Он находил это
естественным, потому что делал это каждый
день и при этом ничего не чувствовал и не думал, как ему казалось, дурного, и поэтому стыдливость в девушке он считал не только остатком варварства, но и оскорблением себе.
С этим господином у Петра Петровича установились какие-то странные, впрочем, отчасти и
естественные отношения: Петр Петрович презирал и ненавидел его даже сверх меры, почти с того самого
дня, как у него поселился, но в то же время как будто несколько опасался его.
Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных улицах Петербурга, первые
дни Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем
естественное чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
Он бы не задумался сгореть или утонуть за него, не считая этого подвигом, достойным удивления или каких-нибудь наград. Он смотрел на это, как на
естественное, иначе быть не могущее
дело, или, лучше сказать, никак не смотрел, а поступал так, без всяких умозрений.