— Если вы
желаете знать, то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Федор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с.
Неточные совпадения
— А ведь непредвиденное-то обстоятельство — это ведь я! — сейчас же подхватил Федор Павлович. — Слышите, отец, это Петр Александрович со мной не
желает вместе оставаться, а то бы он тотчас пошел. И пойдете, Петр Александрович, извольте пожаловать к отцу игумену, и — доброго вам аппетита!
Знайте, что это я уклонюсь, а не вы. Домой, домой, дома поем, а здесь чувствую себя неспособным, Петр Александрович, мой любезнейший родственник.
— Слышала,
знаю, о, как я
желаю с вами говорить! С вами или с кем-нибудь обо всем этом. Нет, с вами, с вами! И как жаль, что мне никак нельзя его видеть! Весь город возбужден, все в ожидании. Но теперь…
знаете ли, что у нас теперь сидит Катерина Ивановна?
— Я не
знаю, о чем вы спросите меня, — выговорил с зардевшимся лицом Алеша, — я только
знаю, что я вас люблю и
желаю вам в эту минуту счастья больше, чем себе самому!.. Но ведь я ничего не
знаю в этих делах… — вдруг зачем-то поспешил он прибавить.
Милый Алексей Федорович, вы ведь не
знали этого:
знайте же, что мы все, все — я, обе ее тетки — ну все, даже Lise, вот уже целый месяц как мы только того и
желаем и молим, чтоб она разошлась с вашим любимцем Дмитрием Федоровичем, который ее
знать не хочет и нисколько не любит, и вышла бы за Ивана Федоровича, образованного и превосходного молодого человека, который ее любит больше всего на свете.
— Я бы
желал вам всегда нравиться, Lise, но не
знаю, как это сделать, — пробормотал он кое-как и тоже краснея.
— Ничего я про ихнее пребывание не
знаю, да и
знать не желаю-с.
— Я его теперь очень ищу, я очень бы
желал его видеть или от вас
узнать, где он теперь находится. Поверьте, что по очень важному для него же самого делу.
Знаешь, Алеша,
знаешь, — ужасно серьезно и как бы конфиденциально прибавил Иван, — я бы очень
желал, чтоб он в самом деле был он, а не я!
— О, это прекрасно! Мыслитель, как вы, может и даже должен относиться весьма широко ко всякому общественному явлению. Покровительством преосвященного ваша полезнейшая брошюра разошлась и доставила относительную пользу… Но я вот о чем, главное,
желал бы у вас полюбопытствовать: вы только что заявили, что были весьма близко знакомы с госпожой Светловой? (Nota bene. [Заметь особо (лат.).] Фамилия Грушеньки оказалась «Светлова». Это я
узнал в первый раз только в этот день, во время хода процесса.)
Однажды он пришел ко мне и говорит: если убил не брат, а Смердяков (потому что эту басню пустили здесь все, что убил Смердяков), то, может быть, виновен и я, потому что Смердяков
знал, что я не люблю отца, и, может быть, думал, что я
желаю смерти отца.
Но убийца и тут не убил — я утверждаю это, я кричу про это — нет, он лишь махнул пестом в омерзительном негодовании, не
желая убить, не
зная, что убьет.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я
желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
Неточные совпадения
Стародум. Дурное расположение людей, не достойных почтения, не должно быть огорчительно.
Знай, что зла никогда не
желают тем, кого презирают; а обыкновенно
желают зла тем, кто имеет право презирать. Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один?
Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего
желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего
желать, а лишь есть чего бояться?
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те
знаю, а новых издавать не
желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Анна, отведя глаза от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой не
знала за ней Долли), задумалась,
желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
― Я только
знаю, ― сказал Левин, ― что я не видал лучше воспитанных детей, чем ваши, и не
желал бы детей лучше ваших.