Неточные совпадения
Статейки эти,
говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены, что быстро пошли в ход, и
уж в этом одном молодой человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных газет и журналов,
не умея ничего лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы
о переводах с французского или
о переписке.
Чистые в душе и сердце мальчики, почти еще дети, очень часто любят
говорить в классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы,
о которых
не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого
не знают и
не понимают из того, что
уже знакомо в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего общества.
—
О, как вы
говорите, какие смелые и высшие слова, — вскричала мамаша. — Вы скажете и как будто пронзите. А между тем счастие, счастие — где оно? Кто может сказать про себя, что он счастлив?
О, если
уж вы были так добры, что допустили нас сегодня еще раз вас видеть, то выслушайте всё, что я вам прошлый раз
не договорила,
не посмела сказать, всё, чем я так страдаю, и так давно, давно! Я страдаю, простите меня, я страдаю… — И она в каком-то горячем порывистом чувстве сложила пред ним руки.
Он рассказал, но мы
уже приводить рассказа
не будем. Рассказывал сухо, бегло.
О восторгах любви своей
не говорил вовсе. Рассказал, однако, как решимость застрелиться в нем прошла, «ввиду новых фактов». Он рассказывал,
не мотивируя,
не вдаваясь в подробности. Да и следователи
не очень его на этот раз беспокоили: ясно было, что и для них
не в том состоит теперь главный пункт.
— Я сделал вам страшное признание, — мрачно заключил он. — Оцените же его, господа. Да мало того, мало оценить,
не оцените, а цените его, а если нет, если и это пройдет мимо ваших душ, то тогда
уже вы прямо
не уважаете меня, господа, вот что я вам
говорю, и я умру от стыда, что признался таким, как вы!
О, я застрелюсь! Да я
уже вижу, вижу, что вы мне
не верите! Как, так вы и это хотите записывать? — вскричал он
уже в испуге.
— Великолепно! Я в вас
не ошибся. Вы способны утешить.
О, как я стремился к вам, Карамазов, как давно
уже ищу встречи с вами! Неужели и вы обо мне тоже думали? Давеча вы
говорили, что вы обо мне тоже думали?
— Почему, почему я убийца?
О Боже! —
не выдержал наконец Иван, забыв, что всё
о себе отложил под конец разговора. — Это все та же Чермашня-то? Стой,
говори, зачем тебе было надо мое согласие, если
уж ты принял Чермашню за согласие? Как ты теперь-то растолкуешь?
—
Уже не говорю о том, чего
не видал, то есть
о самом преступлении и всей этой катастрофе, но даже третьего дня, во время разговора со мной, у него был необъяснимый неподвижный взгляд.
«Ну, а обложка денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель,
говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое
о том, что оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем
уже не Смердяков, который бы ни за что
не оставил на себя такую улику, — давеча, господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что государство наше преизобилует предметами замечательными,
не говоря уже о красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то в бричке его, требующее руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем том, однако же, если бы даже и ничего не случилось в его бричке, он бы не мог отказать себе в удовольствии засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
Неточные совпадения
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли вы
о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович
уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
— Конституция, доложу я вам, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, —
говорил он купчихе Распоповой, — вовсе
не такое
уж пугало, как люди несмысленные
о сем полагают. Смысл каждой конституции таков: всякий в дому своем благополучно да почивает! Что же тут, спрашиваю я вас, сударыня моя, страшного или презорного? [Презорный — презирающий правила или законы.]
Осматривание достопримечательностей,
не говоря о том, что всё
уже было видено,
не имело для него, как для Русского и умного человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «
О чем это они
говорят и отчего он
не заходит ряд?» подумал Левин,
не догадываясь, что мужики
не переставая косили
уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал
говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые
не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда
уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.