Неточные совпадения
Веришь ли, никогда этого у меня ни с какой не бывало, ни с единою женщиной, чтобы в этакую
минуту я на нее глядел с ненавистью, — и вот крест кладу: я на эту глядел тогда секунды три или пять со страшною ненавистью, — с тою самою ненавистью, от которой до любви, до безумнейшей любви —
один волосок!
Он рассказывал
минут десять, нельзя сказать, чтобы плавно и складно, но, кажется, передал ясно, схватывая самые главные слова, самые главные движения и ярко передавая, часто
одною чертой, собственные чувства.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы все сказать, все высказать еще раз, пред смертною
минутой, изо всего недосказанного в жизни, и не поучения лишь
одного ради, а как бы жаждая поделиться радостью и восторгом своим со всеми и вся, излиться еще раз в жизни сердцем своим…
Теперь же, может быть, они в эту самую
минуту в трактире этом сидят с братцем Иваном Федоровичем, так как Иван Федорович домой обедать не приходили, а Федор Павлович отобедали час тому назад
одни и теперь почивать легли.
Через
минуту Алеша сидел рядом с братом. Иван был
один и обедал.
Он останавливается на паперти Севильского собора в ту самую
минуту, когда во храм вносят с плачем детский открытый белый гробик: в нем семилетняя девочка, единственная дочь
одного знатного гражданина.
Но Григорий Васильевич не приходит-с, потому служу им теперь в комнатах
один я-с — так они сами определили с той самой
минуты, как начали эту затею с Аграфеной Александровной, а на ночь так и я теперь, по ихнему распоряжению, удаляюсь и ночую во флигеле, с тем чтобы до полночи мне не спать, а дежурить, вставать и двор обходить, и ждать, когда Аграфена Александровна придут-с, так как они вот уже несколько дней ее ждут, словно как помешанные.
За полгода до кончины своей, когда уже
минуло ему семнадцать лет, повадился он ходить к
одному уединенному в нашем городе человеку, как бы политическому ссыльному, высланному из Москвы в наш город за вольнодумство.
«Господи! — мыслю про себя, — о почтении людей думает в такую
минуту!» И до того жалко мне стало его тогда, что, кажись, сам бы разделил его участь, лишь бы облегчить его. Вижу, он как исступленный. Ужаснулся я, поняв уже не умом
одним, а живою душой, чего стоит такая решимость.
Алеша быстро отвел свои глаза и опустил их в землю, и уже по
одному виду юноши отец Паисий догадался, какая в
минуту сию происходит в нем сильная перемена.
Тут, кстати, нужно обозначить
один твердый факт: он вполне был уверен, что Федор Павлович непременно предложит (если уж не предложил) Грушеньке законный брак, и не верил ни
минуты, что старый сластолюбец надеется отделаться лишь тремя тысячами.
— Помирились. Сцепились — и помирились. В
одном месте. Разошлись приятельски.
Один дурак… он мне простил… теперь уж наверно простил… Если бы встал, так не простил бы, — подмигнул вдруг Митя, — только знаете, к черту его, слышите, Петр Ильич, к черту, не надо! В сию
минуту не хочу! — решительно отрезал Митя.
Скажу лишь
одно: даже и не спорило сердце его ни
минуты.
В нужные
минуты он ласково и подобострастно останавливал его и уговаривал, не давал ему оделять, как «тогда», мужиков «цигарками и ренским вином» и, Боже сохрани, деньгами, и очень негодовал на то, что девки пьют ликер и едят конфеты: «Вшивость лишь
одна, Митрий Федорович, — говорил он, — я их коленком всякую напинаю, да еще за честь почитать прикажу — вот они какие!» Митя еще раз вспомянул про Андрея и велел послать ему пуншу.
Она вырвалась от него из-за занавесок. Митя вышел за ней как пьяный. «Да пусть же, пусть, что бы теперь ни случилось — за
минуту одну весь мир отдам», — промелькнуло в его голове. Грушенька в самом деле выпила залпом еще стакан шампанского и очень вдруг охмелела. Она уселась в кресле, на прежнем месте, с блаженною улыбкой. Щеки ее запылали, губы разгорелись, сверкавшие глаза посоловели, страстный взгляд манил. Даже Калганова как будто укусило что-то за сердце, и он подошел к ней.
А между тем как раз у него сидели в эту
минуту за ералашем прокурор и наш земский врач Варвинский, молодой человек, только что к нам прибывший из Петербурга,
один из блистательно окончивших курс в Петербургской медицинской академии.
Прибытие же Петра Ильича упредила всего только пятью
минутами, так что тот явился уже не с
одними своими догадками и заключениями, а как очевидный свидетель, еще более рассказом своим подтвердивший общую догадку о том, кто преступник (чему, впрочем, он, в глубине души, до самой этой последней
минуты, все еще отказывался верить).
И таков ли, таков ли был бы я в эту ночь и в эту
минуту теперь, сидя с вами, — так ли бы я говорил, так ли двигался, так ли бы смотрел на вас и на мир, если бы в самом деле был отцеубийцей, когда даже нечаянное это убийство Григория не давало мне покоя всю ночь, — не от страха, о! не от
одного только страха вашего наказания!
Словом, Мите объявили, что он от сей
минуты арестант и что повезут его сейчас в город, где и заключат в
одно очень неприятное место.
Илюша же и говорить не мог. Он смотрел на Колю своими большими и как-то ужасно выкатившимися глазами, с раскрытым ртом и побледнев как полотно. И если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять такая
минута на здоровье больного мальчика, то ни за что бы не решился выкинуть такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь
один Алеша. Что же до штабс-капитана, то он весь как бы обратился в самого маленького мальчика.
— Трою основали Тевкр, Дардан, Иллюс и Трос, — разом отчеканил мальчик и в
один миг весь покраснел, так покраснел, что на него жалко стало смотреть. Но мальчики все на него глядели в упор, глядели целую
минуту, и потом вдруг все эти глядящие в упор глаза разом повернулись к Коле. Тот с презрительным хладнокровием все еще продолжал обмеривать взглядом дерзкого мальчика.
Газетное известие было весьма характерное и, конечно, должно было на нее очень щекотливо подействовать, но она, к своему счастью может быть, не способна была в сию
минуту сосредоточиться на
одном пункте, а потому чрез
минуту могла забыть даже и о газете и перескочить совсем на другое.
— Ступайте за ним! Догоните его! Не оставляйте его
одного ни
минуты, — быстро зашептала она. — Он помешанный. Вы не знаете, что он помешался? У него горячка, нервная горячка! Мне доктор говорил, идите, бегите за ним…
Иван Федорович вскочил и изо всей силы ударил его кулаком в плечо, так что тот откачнулся к стене. В
один миг все лицо его облилось слезами, и, проговорив: «Стыдно, сударь, слабого человека бить!», он вдруг закрыл глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился в тихий слезный плач. Прошло с
минуту.
Однако как я в силах наблюдать за собой, — подумал он в ту же
минуту еще с большим наслаждением, — а они-то решили там, что я с ума схожу!» Дойдя до своего дома, он вдруг остановился под внезапным вопросом: «А не надо ль сейчас, теперь же пойти к прокурору и все объявить?» Вопрос он решил, поворотив опять к дому: «Завтра все вместе!» — прошептал он про себя, и, странно, почти вся радость, все довольство его собою прошли в
один миг.
Ну, фрак, белый галстук, перчатки, и, однако, я был еще бог знает где, и, чтобы попасть к вам на землю, предстояло еще перелететь пространство… конечно, это
один только миг, но ведь и луч света от солнца идет целых восемь
минут, а тут, представь, во фраке и в открытом жилете.
Кстати, сделаю вскользь
одну весьма важную для нас заметку для пояснения настоящей сущности тогдашнего положения подсудимого: эта женщина, эта любовь его до самой этой последней
минуты, до самого даже мига ареста, пребывала для него существом недоступным, страстно желаемым, но недостижимым.
Ну так на
одно, видите ли, не хватило предосторожности, потерялся человек, испугался и убежал, оставив на полу улику, а как вот
минуты две спустя ударил и убил другого человека, то тут сейчас же является самое бессердечное и расчетливое чувство предосторожности к нашим услугам.