Неточные совпадения
Заметить надо, что он даже и попытки не
захотел тогда сделать списаться с
отцом, — может быть, из гордости, из презрения к нему, а может быть, вследствие холодного здравого рассуждения, подсказавшего ему, что от папеньки никакой чуть-чуть серьезной поддержки не получит.
И вот довольно скоро после обретения могилы матери Алеша вдруг объявил ему, что
хочет поступить в монастырь и что монахи готовы допустить его послушником. Он объяснил при этом, что это чрезвычайное желание его и что испрашивает он у него торжественное позволение как у
отца. Старик уже знал, что старец Зосима, спасавшийся в монастырском ските, произвел на его «тихого мальчика» особенное впечатление.
Дмитрий Федорович, никогда у старца не бывавший и даже не видавший его, конечно, подумал, что старцем его
хотят как бы испугать; но так как он и сам укорял себя втайне за многие особенно резкие выходки в споре с
отцом за последнее время, то и принял вызов.
В келье еще раньше их дожидались выхода старца два скитские иеромонаха, один —
отец библиотекарь, а другой —
отец Паисий, человек больной,
хотя и не старый, но очень, как говорили про него, ученый.
Но так как он оскорбил сию минуту не только меня, но и благороднейшую девицу, которой даже имени не смею произнести всуе из благоговения к ней, то и решился обнаружить всю его игру публично,
хотя бы он и
отец мой!..
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы от родства уклоняетесь,
хотя все-таки вы родственник, как ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей пришлю, оставайся, если
хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к
отцу игумену, надо извиниться в том, что мы с вами там накутили…
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к
отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что
хотел спросить.
Позвольте,
отец игумен, я хоть и шут и представляюсь шутом, но я рыцарь чести и
хочу высказать.
Не люблю,
отцы, фальши, а
хочу истины!
Да и был он уверен вполне, что
отец кого другого, а его обидеть не
захочет.
— Шел к
отцу, а сначала
хотел зайти к Катерине Ивановне.
— То ли еще узрим, то ли еще узрим! — повторили кругом монахи, но
отец Паисий, снова нахмурившись, попросил всех
хотя бы до времени вслух о сем не сообщать никому, «пока еще более подтвердится, ибо много в светских легкомыслия, да и случай сей мог произойти естественно», — прибавил он осторожно, как бы для очистки совести, но почти сам не веруя своей оговорке, что очень хорошо усмотрели и слушавшие.
—
Хочешь, чтоб и я пред тобой, монах, ниц упал? — проговорил
отец Ферапонт. — Восстани!
Хотя обдорский монашек после сего разговора воротился в указанную ему келейку, у одного из братий, даже в довольно сильном недоумении, но сердце его несомненно все же лежало больше к
отцу Ферапонту, чем к
отцу Зосиме.
Алеша немедленно покорился,
хотя и тяжело ему было уходить. Но обещание слышать последнее слово его на земле и, главное, как бы ему, Алеше, завещанное, потрясло его душу восторгом. Он заспешил, чтоб, окончив все в городе, поскорей воротиться. Как раз и
отец Паисий молвил ему напутственное слово, произведшее на него весьма сильное и неожиданное впечатление. Это когда уже они оба вышли из кельи старца.
— Слушай, я разбойника Митьку
хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято
отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков
отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем убить — все при свидетелях-с. Я бы, если бы
захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
Хотя госпожа Хохлакова проживала большею частию в другой губернии, где имела поместье, или в Москве, где имела собственный дом, но и в нашем городке у нее был свой дом, доставшийся от
отцов и дедов.
— Повремените немного, Варвара Николавна, позвольте выдержать направление, — крикнул ей
отец,
хотя и повелительным тоном, но, однако, весьма одобрительно смотря на нее. — Это уж у нас такой характер-с, — повернулся он опять к Алеше.
Отец вот не
хочет отрываться от своего кубка до семидесяти лет, до восьмидесяти даже мечтает, сам говорил, у него это слишком серьезно, хоть он и шут.
— С чего
хочешь, с того и начинай, хоть с «другого конца». Ведь ты вчера у
отца провозгласил, что нет Бога, — пытливо поглядел на брата Алеша.
Когда страшный и премудрый дух поставил тебя на вершине храма и сказал тебе: «Если
хочешь узнать, Сын ли ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про того, что ангелы подхватят и понесут его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, Сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в
Отца твоего», но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз.
— А зачем ему к
отцу проходить, да еще потихоньку, если, как ты сам говоришь, Аграфена Александровна и совсем не придет, — продолжал Иван Федорович, бледнея от злобы, — сам же ты это говоришь, да и я все время, тут живя, был уверен, что старик только фантазирует и что не придет к нему эта тварь. Зачем же Дмитрию врываться к старику, если та не придет? Говори! Я
хочу твои мысли знать.
Их было четверо: иеромонахи
отец Иосиф и
отец Паисий, иеромонах
отец Михаил, настоятель скита, человек не весьма еще старый, далеко не столь ученый, из звания простого, но духом твердый, нерушимо и просто верующий, с виду суровый, но проникновенный глубоким умилением в сердце своем,
хотя видимо скрывал свое умиление до какого-то даже стыда.
Это великое ожидание верующих, столь поспешно и обнаженно выказываемое и даже с нетерпением и чуть не с требованием, казалось
отцу Паисию несомненным соблазном, и
хотя еще и задолго им предчувствованным, но на самом деле превысившим его ожидания.
Но его мало слушали, и
отец Паисий с беспокойством замечал это, несмотря на то, что даже и сам (если уж все вспоминать правдиво),
хотя и возмущался слишком нетерпеливыми ожиданиями и находил в них легкомыслие и суету, но потаенно, про себя, в глубине души своей, ждал почти того же, чего и сии взволнованные, в чем сам себе не мог не сознаться.
В теснившейся в келье усопшего толпе заметил он с отвращением душевным (за которое сам себя тут же и попрекнул) присутствие, например, Ракитина, или далекого гостя — обдорского инока, все еще пребывавшего в монастыре, и обоих их
отец Паисий вдруг почему-то счел подозрительными —
хотя и не их одних можно было заметить в этом же смысле.
Подойдя вплоть,
отец Паисий увидел, что он, закрыв обеими ладонями лицо,
хотя и безгласно, но горько плачет, сотрясаясь всем телом своим от рыданий.
Впрочем, благочиние наружно еще не нарушалось, и
отец Паисий твердо и раздельно, с лицом строгим, продолжал читать Евангелие в голос, как бы не замечая совершавшегося,
хотя давно уже заметил нечто необычайное.
Упомянул я тоже, что
отец Паисий, твердо и незыблемо стоявший и читавший над гробом,
хотя и не мог слышать и видеть, что происходило вне кельи, но в сердце своем все главное безошибочно предугадал, ибо знал среду свою насквозь.
— Чесо ради пришел еси? Чесо просиши? Како веруеши? — прокричал
отец Ферапонт, юродствуя. — Притек здешних ваших гостей изгонять, чертей поганых. Смотрю, много ль их без меня накопили. Веником их березовым выметать
хочу.
Отец Паисий, конечно, не ошибся, решив, что его «милый мальчик» снова воротится, и даже, может быть (
хотя и не вполне, но все же прозорливо), проник в истинный смысл душевного настроения Алеши.
Замечу еще мельком, что
хотя у нас в городе даже многие знали тогда про нелепое и уродливое соперничество Карамазовых,
отца с сыном, предметом которого была Грушенька, но настоящего смысла ее отношений к обоим из них, к старику и к сыну, мало кто тогда понимал.
— Не повинен! В этой крови не повинен! В крови
отца моего не повинен…
Хотел убить, но не повинен! Не я!
— Господа, как жаль! Я
хотел к ней на одно лишь мгновение…
хотел возвестить ей, что смыта, исчезла эта кровь, которая всю ночь сосала мне сердце, и что я уже не убийца! Господа, ведь она невеста моя! — восторженно и благоговейно проговорил он вдруг, обводя всех глазами. — О, благодарю вас, господа! О, как вы возродили, как вы воскресили меня в одно мгновение!.. Этот старик — ведь он носил меня на руках, господа, мыл меня в корыте, когда меня трехлетнего ребенка все покинули, был
отцом родным!..
— Мы слышали эту легенду. Но ведь вот и вы же сын
отца вашего, а ведь говорили же всем сами же вы, что
хотели убить его.
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек,
хотя вы того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление
отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать
хотите?
Но Илюша, уже слышавший и знавший еще за три дня, что ему подарят маленькую собачку, и не простую, а настоящую меделянскую (что, конечно, было ужасно важно),
хотя и показывал из тонкого и деликатного чувства, что рад подарку, но все, и
отец и мальчики, ясно увидели, что новая собачка, может быть, только еще сильнее шевельнула в его сердечке воспоминание о несчастной, им замученной Жучке.
— Мы целую бутылку пороху заготовили, он под кроватью и держал.
Отец увидал. Взорвать, говорит, может. Да и высек его тут же.
Хотел в гимназию на меня жаловаться. Теперь со мной его не пускают, теперь со мной никого не пускают. Смурова тоже не пускают, у всех прославился; говорят, что я «отчаянный», — презрительно усмехнулся Коля. — Это все с железной дороги здесь началось.
Видите, голубчик мой, — госпожа Хохлакова вдруг приняла какой-то игривый вид, и на устах ее замелькала милая,
хотя и загадочная улыбочка, — видите, я подозреваю… вы меня простите, Алеша, я вам как мать… о нет, нет, напротив, я к вам теперь как к моему
отцу… потому что мать тут совсем не идет…
— Я
хочу себя разрушать. Тут есть один мальчик, он под рельсами пролежал, когда над ним вагоны ехали. Счастливец! Послушайте, теперь вашего брата судят за то, что он
отца убил, и все любят, что он
отца убил.
— Так ты, подлец, подумал тогда, что я заодно с Дмитрием
хочу отца убить?
— Признаю себя виновным в пьянстве и разврате, — воскликнул он каким-то опять-таки неожиданным, почти исступленным голосом, — в лени и в дебоширстве.
Хотел стать навеки честным человеком именно в ту секунду, когда подсекла судьба! Но в смерти старика, врага моего и
отца, — не виновен! Но в ограблении его — нет, нет, не виновен, да и не могу быть виновным: Дмитрий Карамазов подлец, но не вор!
Но он с негодованием отверг даже предположение о том, что брат мог убить с целью грабежа,
хотя и сознался, что эти три тысячи обратились в уме Мити в какую-то почти манию, что он считал их за недоданное ему, обманом
отца, наследство и что, будучи вовсе некорыстолюбивым, даже не мог заговорить об этих трех тысячах без исступления и бешенства.
Ему стали предлагать вопросы. Он отвечал совсем как-то нехотя, как-то усиленно кратко, с каким-то даже отвращением, все более и более нараставшим,
хотя, впрочем, отвечал все-таки толково. На многое отговорился незнанием. Про счеты
отца с Дмитрием Федоровичем ничего не знал. «И не занимался этим», — произнес он. Об угрозах убить
отца слышал от подсудимого. Про деньги в пакете слышал от Смердякова…
— Он себя мучил, — восклицала она, — он все
хотел уменьшить его вину, признаваясь мне, что он и сам не любил
отца и, может быть, сам желал его смерти.
В то же время бросает взгляд на ту же особу и старик,
отец подсудимого, — совпадение удивительное и роковое, ибо оба сердца зажглись вдруг, в одно время,
хотя прежде и тот и другой знали же и встречали эту особу, — и зажглись эти оба сердца самою безудержною, самою карамазовскою страстью.
Но рассмотрите, однако, все эти факты отдельно, не внушаясь их совокупностью: почему, например, обвинение ни за что не
хочет допустить правдивости показания подсудимого, что он убежал от
отцова окошка?
О, конечно, есть и другое значение, другое толкование слова «
отец», требующее, чтоб
отец мой,
хотя бы и изверг,
хотя бы и злодей своим детям, оставался бы все-таки моим
отцом, потому только, что он родил меня.