Неточные совпадения
Старец этот, как я уже объяснил выше, был старец Зосима; но надо бы здесь
сказать несколько
слов и о том, что такое вообще «старцы» в наших монастырях, и вот жаль, что чувствую себя на этой дороге не довольно компетентным и твердым.
— О, как вы говорите, какие смелые и высшие
слова, — вскричала мамаша. — Вы
скажете и как будто пронзите. А между тем счастие, счастие — где оно? Кто может
сказать про себя, что он счастлив? О, если уж вы были так добры, что допустили нас сегодня еще раз вас видеть, то выслушайте всё, что я вам прошлый раз не договорила, не посмела
сказать, всё, чем я так страдаю, и так давно, давно! Я страдаю, простите меня, я страдаю… — И она в каком-то горячем порывистом чувстве сложила пред ним руки.
За плетнем в соседском саду, взмостясь на что-то, стоял, высунувшись по грудь, брат его Дмитрий Федорович и изо всех сил делал ему руками знаки, звал его и манил, видимо боясь не только крикнуть, но даже
сказать вслух
слово, чтобы не услышали. Алеша тотчас подбежал к плетню.
— Постой, Дмитрий, тут есть одно главное
слово.
Скажи мне: ведь ты жених, жених и теперь?
Но вот и нельзя миновать, чтобы не
сказать о нем хотя двух
слов, и именно теперь.
Алеше хотелось что-то
сказать, но он не находил ни одного
слова. Сердце его сжималось от боли.
Он рассказывал минут десять, нельзя
сказать, чтобы плавно и складно, но, кажется, передал ясно, схватывая самые главные
слова, самые главные движения и ярко передавая, часто одною чертой, собственные чувства.
— Видишь. Непременно иди. Не печалься. Знай, что не умру без того, чтобы не
сказать при тебе последнее мое на земле
слово. Тебе
скажу это
слово, сынок, тебе и завещаю его. Тебе, сынок милый, ибо любишь меня. А теперь пока иди к тем, кому обещал.
— Я не забыла этого, — приостановилась вдруг Катерина Ивановна, — и почему вы так враждебны ко мне в такую минуту, Катерина Осиповна? — с горьким, горячим упреком произнесла она. — Что я
сказала, то я и подтверждаю. Мне необходимо мнение его, мало того: мне надо решение его! Что он
скажет, так и будет — вот до какой степени, напротив, я жажду ваших
слов, Алексей Федорович… Но что с вами?
— Да я так только зашел. Мне, в сущности, от себя хотелось бы вам
сказать одно
слово… Если только позволите…
Ну при всем том ведь я и отец, надобно ж было ему
слово правды
сказать.
А вот здесь я уже четвертый месяц живу, и до сих пор мы с тобой не
сказали слова.
Я бы не хотел от тебя такого
слова, — проникновенно
сказал Иван.
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему с необыкновенным уважением, хотя, может быть, ни с кем во всю жизнь свою не
сказал менее
слов, как с ним, несмотря на то, что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей святой Руси.
«То-то вот и есть, — отвечаю им, — это-то вот и удивительно, потому следовало бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в великий и смертный грех, но до того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так было почти и невозможно, ибо только после того, как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах,
слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а если бы до выстрела, как прибыли сюда, то
сказали бы просто: трус, пистолета испугался и нечего его слушать.
Радостно мне так стало, но пуще всех заметил я вдруг тогда одного господина, человека уже пожилого, тоже ко мне подходившего, которого я хотя прежде и знал по имени, но никогда с ним знаком не был и до сего вечера даже и
слова с ним не
сказал.
— Видите ли, — отвечает мне все с бледною усмешкой, — как дорого мне стоило
сказать первое
слово. Теперь
сказал и, кажется, стал на дорогу. Поеду.
Протоиерей
сказал прочувствованное
слово.
— Извергая извергну! — и тотчас же начал, обращаясь во все четыре стороны попеременно, крестить стены и все четыре угла кельи рукой. Это действие отца Ферапонта тотчас же поняли сопровождавшие его; ибо знали, что и всегда так делал, куда ни входил, и что и не сядет и
слова не
скажет, прежде чем не изгонит нечистую силу.
— Стой, Ракитка! — вскочила вдруг Грушенька, — молчите вы оба. Теперь я все
скажу: ты, Алеша, молчи, потому что от твоих таких
слов меня стыд берет, потому что я злая, а не добрая, — вот я какая. А ты, Ракитка, молчи потому, что ты лжешь. Была такая подлая мысль, что хотела его проглотить, а теперь ты лжешь, теперь вовсе не то… и чтоб я тебя больше совсем не слыхала, Ракитка! — Все это Грушенька проговорила с необыкновенным волнением.
— Молчи, злая душа, — яростно крикнула ему Грушенька, — никогда ты мне таких
слов не говорил, какие он мне пришел
сказать.
— Алешечка, поклонись своему братцу Митеньке, да
скажи ему, чтобы не поминал меня, злодейку свою, лихом. Да передай ему тоже моими
словами: «Подлецу досталась Грушенька, а не тебе, благородному!» Да прибавь ему тоже, что любила его Грушенька один часок времени, только один часок всего и любила — так чтоб он этот часок всю жизнь свою отселева помнил, так, дескать, Грушенька на всю жизнь тебе заказала!..
Вы бы мне эти три тысячи выдали… так как кто же против вас капиталист в этом городишке… и тем спасли бы меня от… одним
словом, спасли бы мою бедную голову для благороднейшего дела, для возвышеннейшего дела, можно
сказать… ибо питаю благороднейшие чувства к известной особе, которую слишком знаете и о которой печетесь отечески.
— Нет, —
сказал Митя, поглядев опять на пачку, и, как бы неуверенный в
словах своих, попробовал пальцами две-три бумажки сверху, — нет, всё такие же, — прибавил он и опять вопросительно поглядел на Петра Ильича.
— Она удалена, она внизу, не позволите ли мне
сказать, господа, всего одно
слово этому несчастному человеку? При вас, господа, при вас!
Он облокотился на стол и подпер рукой голову. Он сидел к ним боком и смотрел в стену, пересиливая в себе дурное чувство. В самом деле ему ужасно как хотелось встать и объявить, что более не
скажет ни
слова, «хоть ведите на смертную казнь».
— Вы хотели
сказать: «украли»? Говорите теперь
слова прямо. Да, я считаю, что я их все равно что украл, а если хотите, действительно «присвоил». Но по-моему, украл. А вчера вечером так уж совсем украл.
— Не беспокойтесь так, Дмитрий Федорович, — заключил прокурор, — все теперь записанное вы потом прослушаете сами и с чем не согласитесь, мы по вашим
словам изменим, а теперь я вам один вопросик еще в третий раз повторю: неужто в самом деле никто, так-таки вовсе никто, не слыхал от вас об этих зашитых вами в ладонку деньгах? Это, я вам
скажу, почти невозможно представить.
— Господа, позвольте, — вскричал вдруг Митя, — позвольте
сказать при вас Аграфене Александровне лишь одно только
слово.
— Видишь, Смуров, не люблю я, когда переспрашивают, если не понимают с первого
слова. Иного и растолковать нельзя. По идее мужика, школьника порют и должны пороть: что, дескать, за школьник, если его не порют? И вдруг я
скажу ему, что у нас не порют, ведь он этим огорчится. А впрочем, ты этого не понимаешь. С народом надо умеючи говорить.
Но голос его пресекся, развязности не хватило, лицо как-то вдруг передернулось, и что-то задрожало около его губ. Илюша болезненно ему улыбался, все еще не в силах
сказать слова. Коля вдруг поднял руку и провел для чего-то своею ладонью по волосам Илюши.
— Не беспокойтесь, лекарь, моя собака вас не укусит, — громко отрезал Коля, заметив несколько беспокойный взгляд доктора на Перезвона, ставшего на пороге. Гневная нотка прозвенела в голосе Коли.
Слово же «лекарь», вместо доктор, он
сказал нарочно и, как сам объявил потом, «для оскорбления
сказал».
— Коля, если вы
скажете еще одно только
слово, то я с вами разорву навеки! — властно крикнул Алеша.
— Он выслушал и ничего не
сказал.
Сказал, что у него уже составилось определенное мнение. Но обещал мои
слова взять в соображение.
Тем более что сама начинает со мною теперь так поверхностно, одним
словом, все об моем здоровье и ничего больше, и даже такой тон принимает, а я и
сказала себе: ну и пусть, ну и Бог с вами…
Ко мне же прислала
сказать, что не придет ко мне вовсе и впредь никогда не хочет ходить, а когда я сама к ней потащилась, то бросилась меня целовать и плакать и, целуя, так и выпихнула вон, ни
слова не говоря, так что я так ничего и не узнала.
— Ну да, орехи, и я то же говорю, — самым спокойным образом, как бы вовсе и не искал
слова, подтвердил доктор, — и я принес ему один фунт орехов, ибо мальчику никогда и никто еще не приносил фунт орехов, и я поднял мой палец и
сказал ему: «Мальчик!
— Свидетель, ваши
слова непонятны и здесь невозможны. Успокойтесь, если можете, и расскажите… если вправду имеете что
сказать. Чем вы можете подтвердить такое признание… если вы только не бредите?
В этом месте защитника прервал довольно сильный аплодисмент. В самом деле, последние
слова свои он произнес с такою искренне прозвучавшею нотой, что все почувствовали, что, может быть, действительно ему есть что
сказать и что то, что он
скажет сейчас, есть и самое важное. Но председатель, заслышав аплодисмент, громко пригрозил «очистить» залу суда, если еще раз повторится «подобный случай». Все затихло, и Фетюкович начал каким-то новым, проникновенным голосом, совсем не тем, которым говорил до сих пор.
А потому будем же все ловить удобную минуту совместного общения нашего, чтобы
сказать друг другу и хорошее
слово.
Затем предоставлено было
слово самому подсудимому. Митя встал, но
сказал немного. Он был страшно утомлен и телесно, и духовно. Вид независимости и силы, с которым он появился утром в залу, почти исчез. Он как будто что-то пережил в этот день на всю жизнь, научившее и вразумившее его чему-то очень важному, чего он прежде не понимал. Голос его ослабел, он уже не кричал, как давеча. В
словах его послышалось что-то новое, смирившееся, побежденное и приникшее.
Председатель был очень утомлен, а потому и
сказал им очень слабое напутственное
слово: «Будьте-де беспристрастны, не внушайтесь красноречивыми
словами защиты, но, однако же, взвесьте, вспомните, что на вас лежит великая обязанность», и проч., и проч.
— Господа, мне хотелось бы вам
сказать здесь, на этом самом месте, одно
слово.
Голубчики мои, — дайте я вас так назову — голубчиками, потому что вы все очень похожи на них, на этих хорошеньких сизых птичек, теперь, в эту минуту, как я смотрю на ваши добрые, милые лица, — милые мои деточки, может быть, вы не поймете, что я вам
скажу, потому что я говорю часто очень непонятно, но вы все-таки запомните и потом когда-нибудь согласитесь с моими
словами.