Неточные совпадения
Но ведь
есть такие деликатные читатели, которые непременно
захотят дочитать до конца, чтобы не ошибиться в беспристрастном суждении; таковы, например, все русские критики.
Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли,
хотя он всю жизнь совсем почти не жил в своем поместье) лишь то, что это
был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип человека не только дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично обделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти.
Федор же Павлович на все подобные пассажи
был даже и по социальному своему положению весьма тогда подготовлен, ибо страстно желал устроить свою карьеру
хотя чем бы то ни
было; примазаться же к хорошей родне и взять приданое
было очень заманчиво.
Федор Павлович
хотя и кутил, и
пил, и дебоширил, но никогда не переставал заниматься помещением своего капитала и устраивал делишки свои всегда удачно,
хотя, конечно, почти всегда подловато.
Заметить надо, что он даже и попытки не
захотел тогда сделать списаться с отцом, — может
быть, из гордости, из презрения к нему, а может
быть, вследствие холодного здравого рассуждения, подсказавшего ему, что от папеньки никакой чуть-чуть серьезной поддержки не получит.
Но эту странную черту в характере Алексея, кажется, нельзя
было осудить очень строго, потому что всякий чуть-чуть лишь узнавший его тотчас, при возникшем на этот счет вопросе, становился уверен, что Алексей непременно из таких юношей вроде как бы юродивых, которому попади вдруг
хотя бы даже целый капитал, то он не затруднится отдать его, по первому даже спросу, или на доброе дело, или, может
быть, даже просто ловкому пройдохе, если бы тот у него попросил.
Он
был в то время даже очень красив собою, строен, средневысокого роста, темно-рус, с правильным,
хотя несколько удлиненным овалом лица, с блестящими темно-серыми широко расставленными глазами, весьма задумчивый и по-видимому весьма спокойный.
Прибавьте, что он
был юноша отчасти уже нашего последнего времени, то
есть честный по природе своей, требующий правды, ищущий ее и верующий в нее, а уверовав, требующий немедленного участия в ней всею силой души своей, требующий скорого подвига, с непременным желанием
хотя бы всем пожертвовать для этого подвига, даже жизнью.
Хотя, к несчастию, не понимают эти юноши, что жертва жизнию
есть, может
быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку,
хотя бы для того только, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем не по силам.
Он ужасно интересовался узнать брата Ивана, но вот тот уже жил два месяца, а они хоть и виделись довольно часто, но все еще никак не сходились: Алеша
был и сам молчалив и как бы ждал чего-то, как бы стыдился чего-то, а брат Иван,
хотя Алеша и подметил вначале на себе его длинные и любопытные взгляды, кажется, вскоре перестал даже и думать о нем.
Презрением этим, если оно и
было, он обидеться не мог, но все-таки с каким-то непонятным себе самому и тревожным смущением ждал, когда брат
захочет подойти к нему ближе.
— Из простонародья женский пол и теперь тут, вон там, лежат у галерейки, ждут. А для высших дамских лиц пристроены здесь же на галерее, но вне ограды, две комнатки, вот эти самые окна, и старец выходит к ним внутренним ходом, когда здоров, то
есть все же за ограду. Вот и теперь одна барыня, помещица харьковская, госпожа Хохлакова, дожидается со своею расслабленною дочерью. Вероятно, обещал к ним выйти,
хотя в последние времена столь расслабел, что и к народу едва появляется.
— Простите меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что я, может
быть, тоже кажусь вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица
захочет понять свои обязанности… Я не сообразил, что придется просить извинения именно за то, что с ним входишь…
Федор Павлович патетически разгорячился,
хотя и совершенно ясно
было уже всем, что он опять представляется. Но Миусов все-таки
был больно уязвлен.
Забыла я, обо всем забыла и помнить не
хочу; а и что я с ним теперь
буду?
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и
быть, коль не у Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И
хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
Он говорил так же откровенно, как вы,
хотя и шутя, но скорбно шутя; я, говорит, люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то
есть порознь, как отдельных лиц.
Страха тоже убегайте,
хотя страх
есть лишь последствие всякой лжи.
— Вы на меня не сердитесь, я дура, ничего не стою… и Алеша, может
быть, прав, очень прав, что не
хочет к такой смешной ходить.
Во многих случаях, казалось бы, и у нас то же; но в том и дело, что, кроме установленных судов,
есть у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того,
есть и сохраняется,
хотя бы даже только мысленно, и суд церкви, теперь
хотя и не деятельный, но все же живущий для будущего,
хотя бы в мечте, да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый.
Но
есть из них,
хотя и немного, несколько особенных людей: это в Бога верующие и христиане, а в то же время и социалисты.
Запомни слово мое отныне, ибо
хотя и
буду еще беседовать с тобой, но не только дни, а и часы мои сочтены.
Возражать
было невозможно,
хотя Алеше чрезвычайно хотелось остаться.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не
было. Я там не
буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что
хотел спросить.
— Меня не
было, зато
был Дмитрий Федорович, и я слышал это своими ушами от Дмитрия же Федоровича, то
есть, если
хочешь, он не мне говорил, а я подслушал, разумеется поневоле, потому что у Грушеньки в ее спальне сидел и выйти не мог все время, пока Дмитрий Федорович в следующей комнате находился.
Но убранство комнат также не отличалось особым комфортом: мебель
была кожаная, красного дерева, старой моды двадцатых годов; даже полы
были некрашеные; зато все блистало чистотой, на окнах
было много дорогих цветов; но главную роскошь в эту минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол,
хотя, впрочем, и тут говоря относительно: скатерть
была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две бутылки вина, две бутылки великолепного монастырского меду и большой стеклянный кувшин с монастырским квасом, славившимся в околотке.
И
хотя он отлично знал, что с каждым будущим словом все больше и нелепее
будет прибавлять к сказанному уже вздору еще такого же, — но уж сдержать себя не мог и полетел как с горы.
Флигель этот стоял на дворе,
был обширен и прочен; в нем же определил Федор Павлович
быть и кухне,
хотя кухня
была и в доме: не любил он кухонного запаха, и кушанье приносили через двор зимой и летом.
Даже так случалось, что Федор Павлович много раз в продолжение своей карьеры мог
быть бит, и больно бит, и всегда выручал Григорий,
хотя каждый раз прочитывал ему после того наставление.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле,
был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который
хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем веке, ни в будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
С тех пор многие годы он ни разу о своем ребенке не упомянул, да и Марфа Игнатьевна ни разу при нем про ребенка своего не вспоминала, а когда с кем случалось говорить о своем «деточке», то говорила шепотом,
хотя бы тут и не
было Григория Васильевича.
Двадцатилетнее лицо ее, здоровое, широкое и румяное,
было вполне идиотское; взгляд же глаз неподвижный и неприятный,
хотя и смирный.
Раз случилось, что новый губернатор нашей губернии, обозревая наездом наш городок, очень обижен
был в своих лучших чувствах, увидав Лизавету, и
хотя понял, что это «юродивая», как и доложили ему, но все-таки поставил на вид, что молодая девка, скитающаяся в одной рубашке, нарушает благоприличие, а потому чтобы сего впредь не
было.
Одному барчонку пришел вдруг в голову совершенно эксцентрический вопрос на невозможную тему: «Можно ли, дескать,
хотя кому бы то ни
было, счесть такого зверя за женщину, вот хоть бы теперь, и проч.».
Да и
был он уверен вполне, что отец кого другого, а его обидеть не
захочет.
Алеша уверен
был, что его и на всем свете никто и никогда обидеть не
захочет, даже не только не
захочет, но и не может.
— Леша, — сказал Митя, — ты один не засмеешься! Я
хотел бы начать… мою исповедь… гимном к радости Шиллера. An die Freude! [К радости! (нем.)] Но я по-немецки не знаю, знаю только, что an die Freude. Не думай тоже, что я спьяну болтаю. Я совсем не спьяну. Коньяк
есть коньяк, но мне нужно две бутылки, чтоб опьянеть, —
Но довольно стихов! Я пролил слезы, и ты дай мне поплакать. Пусть это
будет глупость, над которою все
будут смеяться, но ты нет. Вот и у тебя глазенки горят. Довольно стихов. Я тебе
хочу сказать теперь о «насекомых», вот о тех, которых Бог одарил сладострастьем...
Дело-то ведь в том, что старикашка хоть и соврал об обольщении невинностей, но в сущности, в трагедии моей, это так ведь и
было,
хотя раз только
было, да и то не состоялось.
А вторая эта жена, уже покойница,
была из знатного, какого-то большого генеральского дома,
хотя, впрочем, как мне достоверно известно, денег подполковнику тоже никаких не принесла.
Сидел я тогда дома,
были сумерки, и только что
хотел выходить, оделся, причесался, платок надушил, фуражку взял, как вдруг отворяется дверь и — предо мною, у меня на квартире, Катерина Ивановна.
Скажи, что бить не
будешь и позволишь все мне делать, что я
захочу, тогда, может, и выйду», — смеется.
— Коль
захочет, так тотчас же, а не
захочет, и так останусь; у нее на дворе
буду дворником.
Мало того, я вот что еще знаю: теперь, на днях только, всего только, может
быть, вчера, он в первый раз узнал серьезно (подчеркни: серьезно), что Грушенька-то в самом деле, может
быть, не шутит и за меня замуж
захочет прыгнуть.
—
Буду, понимаю, что нескоро, что нельзя этак прийти и прямо бух! Он теперь пьян.
Буду ждать и три часа, и четыре, и пять, и шесть, и семь, но только знай, что сегодня,
хотя бы даже в полночь, ты явишься к Катерине Ивановне, с деньгами или без денег, и скажешь: «Велел вам кланяться». Я именно
хочу, чтобы ты этот стих сказал: «Велел, дескать, кланяться».
Стол же
был, по всегдашнему обыкновению, накрыт в зале,
хотя в доме находилась и настоящая столовая.
Надо прибавить, что не только в честности его он
был уверен, но почему-то даже и любил его,
хотя малый и на него глядел так же косо, как и на других, и все молчал.
— Ну так, значит, и я русский человек, и у меня русская черта, и тебя, философа, можно тоже на своей черте поймать в этом же роде.
Хочешь, поймаю. Побьемся об заклад, что завтра же поймаю. А все-таки говори:
есть Бог или нет? Только серьезно! Мне надо теперь серьезно.
— А
хотя бы даже и смерти? К чему же лгать пред собою, когда все люди так живут, а пожалуй, так и не могут иначе жить. Ты это насчет давешних моих слов о том, что «два гада
поедят друг друга»? Позволь и тебя спросить в таком случае: считаешь ты и меня, как Дмитрия, способным пролить кровь Езопа, ну, убить его, а?
Другая же тетка
была тонная и важная московская барыня,
хотя и из бедных.