Неточные совпадения
— Митя, отведи меня… возьми меня, Митя, — в бессилии проговорила Грушенька. Митя кинулся к ней, схватил ее на руки и побежал со своею драгоценною добычей за занавески. «Ну уж я теперь уйду», — подумал Калганов и, выйдя из голубой комнаты, притворил за собою обе половинки дверей. Но пир в
зале гремел и продолжался, загремел еще пуще. Митя положил Грушеньку на кровать и впился в ее губы
поцелуем.
Но зазвонил колокольчик. Присяжные совещались ровно час, ни больше, ни меньше. Глубокое молчание воцарилось, только что уселась снова публика. Помню, как присяжные вступили в
залу. Наконец-то! Не привожу вопросов по пунктам, да я их и забыл. Я помню лишь ответ на первый и главный вопрос председателя, то есть «убил ли с
целью грабежа преднамеренно?» (текста не помню). Все замерло. Старшина присяжных, именно тот чиновник, который был всех моложе, громко и ясно, при мертвенной тишине
залы, провозгласил...
Неточные совпадения
К ней подходил высокий молодой человек, как я заключил, с
целью пригласить ее; он был от нее в двух шагах, я же — на противоположном конце
залы.
Дверь в
залу запиралась; Свидригайлов в этой комнате был как у себя и проводил в ней, может быть,
целые дни.
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и,
поцеловав кулачок, развела руки, разбросила
поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в
зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая:
Мы
целое утро осматривали ниневийские древности, этрусские, египетские и другие
залы, потом змей, рыб, насекомых — почти все то, что есть и в Петербурге, в Вене, в Мадрите.
Самый Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он поглотил меня на
целое утро в своих громадных сумрачных
залах, когда мне хотелось на свет Божий, смотреть все живое, — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланер, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом?