Неточные совпадения
Вельчанинов только что поймал на улице того самого статского советника и нужного господина, которого он и теперь ловил, чтобы захватить хоть на даче нечаянно, потому что этот чиновник, едва знакомый Вельчанинову, но нужный по делу, и тогда, как и теперь,
не давался в руки и, очевидно, прятался, всеми силами
не желая
с своей стороны встретиться
с Вельчаниновым; обрадовавшись, что наконец-таки
с ним столкнулся, Вельчанинов пошел
с ним рядом,
спеша, заглядывая ему в глаза и напрягая все силы, чтобы навести седого хитреца на одну тему, на один
разговор, в котором тот, может быть, и проговорился бы и выронил бы как-нибудь одно искомое и давно ожидаемое словечко; но седой хитрец был тоже себе на уме, отсмеивался и отмалчивался, — и вот именно в эту чрезвычайно хлопотливую минуту взгляд Вельчанинова вдруг отличил на противуположном тротуаре улицы господина
с крепом на шляпе.
Неточные совпадения
На этом месте
разговор по необходимости должен был прерваться, потому что мои путники въехали в город и были прямо подвезены к почтовой станции, где Аггей Никитич думал было угостить Мартына Степаныча чайком, ужином, чтобы
с ним еще побеседовать; но Пилецкий решительно воспротивился тому и, объяснив снова, что он
спешит в Петербург для успокоения Егора Егорыча, просил об одном, чтобы ему дали скорее лошадей, которые вслед за громогласным приказанием Аггея Никитича: «Лошадей, тройку!» — мгновенно же были заложены, и Мартын Степаныч отправился в свой неблизкий вояж, а Аггей Никитич, забыв о существовании всевозможных контор и о том, что их следует ревизовать, прилег на постель, дабы сообразить все слышанное им от Пилецкого; но это ему
не удалось, потому что дверь почтовой станции осторожно отворилась, и пред очи своего начальника предстал уездный почтмейстер в мундире и
с лицом крайне оробелым.
Долгов бы, конечно, нескоро перестал спорить, но
разговор снова и совершенно неожиданно перешел на другое; мы, русские, как известно, в наших беседах и даже заседаниях
не любим говорить в порядке и доводить
разговор до конца, а больше как-то галдим и перескакиваем обыкновенно
с предмета на предмет; никто почти никогда никого
не слушает, и каждый
спешит высказать только то, что у него на умишке есть.
С Егором Семенычем происходило почти то же самое. Он работал
с утра до ночи, все
спешил куда-то, выходил из себя, раздражался, но все это в каком-то волшебном полусне. В нем уже сидело как будто бы два человека: один был настоящий Егор Семеныч, который, слушая садовника Ивана Карлыча, докладывавшего ему о беспорядках, возмущался и в отчаянии хватал себя за голову, и другой,
не настоящий, точно полупьяный, который вдруг на полуслове прерывал деловой
разговор, трогал садовника за плечо и начинал бормотать:
Он входит в дом. Его встречает // Она сама, потупя взор. // Вздох полновесный прерывает // Едва начатый
разговор. // О сцене утренней ни слова. // Они друг другу чужды снова. // Он о погоде говорит; // Она «да-с, нет-с» и замолчит. // Измучен тайною досадой, // Идет он дальше в кабинет… // Но здесь
спешить нам нужды нет, // Притом
спешить нигде
не надо. // Итак позвольте отдохнуть, // А там докончим как-нибудь.
Она
не спешила заводить
разговор о матери, о доме, о своем романе
с Власичем; она
не оправдывалась,
не говорила, что гражданский брак лучше церковного,
не волновалась и покойно задумалась над историей Оливьера…