Неточные совпадения
Наконец серый осенний день, мутный и грязный, так сердито и с такой кислой гримасою заглянул к нему сквозь тусклое окно
в комнату, что
господин Голядкин никаким уже образом не мог более сомневаться, что он находится не
в тридесятом царстве каком-нибудь, а
в городе Петербурге,
в столице,
в Шестилавочной улице,
в четвертом этаже одного весьма большого, капитального дома,
в собственной квартире своей.
— Ты… ты, братец… ты, верно, ошибаешься, братец. Это я. Я, братец, приглашен; я на обед, — проговорил
господин Голядкин, сбрасывая шинель и показывая очевидное намерение отправиться
в комнаты.
Господин Голядкин побледнел.
В это самое время дверь из внутренних
комнат отворилась и вошел Герасимыч, старый камердинер Олсуфия Ивановича.
— А вы дурак, Алексеич. Ступайте
в комнаты, а сюда пришлите подлеца Семеныча. Нельзя-с, — сказал он учтиво, но решительно обращаясь к
господину Голядкину. — Никак невозможно-с. Просят извинить-с; не могут принять-с.
Иезуиты все до одного были величайшие дураки, что он сам их всех заткнет за пояс, что вот только бы хоть на минуту опустела буфетная (та
комната, которой дверь выходила прямо
в сени, на черную лестницу, и где
господин Голядкин находился теперь), так он, несмотря на всех иезуитов, возьмет — да прямо и пройдет, сначала из буфетной
в чайную, потом
в ту
комнату, где теперь
в карты играют, а там прямо
в залу, где теперь польку танцуют.
Иду, да и только!» Разрешив таким образом свое положение,
господин Голядкин быстро подался вперед, словно пружину какую кто тронул
в нем; с двух шагов очутился
в буфетной, сбросил шинель, снял свою шляпу, поспешно сунул это все
в угол, оправился и огладился; потом… потом двинулся
в чайную, из чайной юркнул еще
в другую
комнату, скользнул почти незаметно между вошедшими
в азарт игроками; потом… потом… тут
господин Голядкин позабыл все, что вокруг него делается, и, прямо как снег на голову, явился
в танцевальную залу.
Так вот такие-то мысли были
в голове
господина Голядкина, когда он, потягиваясь
в постели своей и расправляя разбитые члены, ждал, этот раз, обычного появления Петрушки
в своей
комнате.
Черт возьми, экая мука какая!» Вот все-то таким образом думая и раздумывая,
господин Голядкин ввел гостя к себе
в комнату и пригласил покорно садиться.
— Тут
господин Голядкин-младший, улыбнувшись немного, — официально и форменно улыбнувшись, хотя вовсе не так, как бы следовало (потому что ведь во всяком случае он одолжен же был благодарностью
господину Голядкину-старшему), итак, улыбнувшись официально и форменно, прибавил, что он с своей стороны весьма рад, что
господин Голядкин хорошо почивал; потом наклонился немного, посеменил немного на месте, поглядел направо, налево, потом опустил глаза
в землю, нацелился
в боковую дверь и, прошептав скороговоркой, что он по особому поручению, юркнул
в соседнюю
комнату.
— Что же это за ветры такие здесь подувают и что означает этот новый крючок?»
В то самое время, как потерянный и полуубитый герой наш готовился было разрешить этот новый вопрос,
в соседней
комнате послышался шум, обнаружилось какое-то деловое движение, дверь отворилась, и Андрей Филиппович, только что перед тем отлучившийся по делам
в кабинет его превосходительства, запыхавшись, появился
в дверях и кликнул
господина Голядкина.
Только что
господин Голядкин решил, что это совсем невозможное дело, как вдруг
в комнату влетел
господин Голядкин-младший с бумагами
в обеих руках и под мышкой.
Сказав мимоходом какие-то нужные два слова Андрею Филипповичу, перемолвив и еще кое с кем, полюбезничав кое с кем, пофамильярничав кое с кем,
господин Голядкин-младший, по-видимому не имевший лишнего времени на бесполезную трату, собирался уже, кажется, выйти из
комнаты, но, к счастию
господина Голядкина-старшего, остановился
в самых дверях и заговорил мимоходом с двумя или тремя случившимися тут же молодыми чиновниками.
Потом, и прежде чем герой наш успел мало-мальски прийти
в себя от последней атаки,
господин Голядкин-младший вдруг (предварительно отпустив только улыбочку окружавшим их зрителям) принял на себя вид самый занятой, самый деловой, самый форменный, опустил глаза
в землю, съежился, сжался и, быстро проговорив «по особому поручению», лягнул своей коротенькой ножкой и шмыгнул
в соседнюю
комнату.
Итак, почти решившись на что-то,
господин Голядкин, войдя
в свою квартиру, нимало не медля схватился за трубку и, насасывая ее из всех сил, раскидывая клочья дыма направо и налево, начал
в чрезвычайном волнении бегать взад и вперед по
комнате.
В дверях
в соседнюю
комнату, почти прямо за спиною конторщика и лицом к
господину Голядкину,
в дверях, которые между прочим герой наш принимал доселе за зеркало, стоял один человечек, — стоял он, стоял сам
господин Голядкин, — не старый
господин Голядкин, не герой нашей повести, а другой
господин Голядкин, новый
господин Голядкин.
Он улыбался
господину Голядкину первому, кивал ему головою, подмигивал глазками, семенил немного ногами и глядел так, что чуть что, — так он и стушуется, так он и
в соседнюю
комнату, а там, пожалуй, задним ходом, да и того… и все преследования останутся тщетными.
В комнате было как-то не по-обыкновенному светло; солнечные лучи густо процеживались сквозь заиндевевшие от мороза стекла и обильно рассыпались по
комнате, что немало удивило
господина Голядкина; ибо разве только
в полдень заглядывало к нему солнце своим чередом; прежде же таких исключений
в течении небесного светила, сколько по крайней мере
господин Голядкин сам мог припомнить, почти никогда не бывало.
Господин Голядкин взглянул на кровать Петрушки; но
в комнате даже не пахло Петрушкой: постель его, по-видимому, давно уже была прибрана и оставлена; сапогов его тоже нигде не было, — несомненный признак, что Петрушки действительно не было дома.
В предпоследней
комнате встретился с ним только что выходивший от его превосходительства Андрей Филиппович, и хотя тут же
в комнате было порядочно всяких других, совершенно посторонних
в настоящую минуту для
господина Голядкина лиц, но герой наш и внимания не хотел обратить на подобное обстоятельство.
Отдаленная от больших улиц кофейная, куда вошли оба
господина Голядкина, была
в эту минуту совершенно пуста. Довольно толстая немка появилась у прилавка, едва только заслышался звон колокольчика.
Господин Голядкин и недостойный неприятель его прошли во вторую
комнату, где одутловатый и остриженный под гребенку мальчишка возился с вязанкою щепок около печки, силясь возобновить
в ней погасавший огонь. По требованию
господина Голядкина-младшего подан был шоколад.
Он уже прятал платок, которым обтер свои пальцы,
в карман, когда
господин Голядкин-старший опомнился и ринулся вслед за ним
в соседнюю
комнату, куда, по скверной привычке своей, тотчас же поспешил улизнуть непримиримый враг его. Как будто ни
в одном глазу, он стоял себе у прилавка, ел пирожки и преспокойно, как добродетельный человек, любезничал с немкой-кондитершей. «При дамах нельзя», — подумал герой наш и подошел тоже к прилавку, не помня себя от волнения.
«Стало быть, жизнь
в опасности!» Между тем
в комнате произошло движение, смятение; все окружали
господина Голядкина, все говорили
господину Голядкину, некоторые даже хватали
господина Голядкина.
Они сюда весь свет созовут!» — простонал
господин Голядкин, ломая руки
в отчаянии и бросаясь назад
в свою
комнату.
Господин Голядкин вошел
в первую
комнату; на столе стояли часы.
Он было уже хотел воротиться; но
в эту самую минуту долговязый лакей, став на пороге следующей
комнаты, громко провозгласил фамилию
господина Голядкина.
Все, кто ни был
в комнатах, все уселись
в нескольких рядах, кругом
господина Голядкина и Олсуфия Ивановича.
В голове зазвонило у
господина Голядкина,
в глазах потемнело; ему показалось, что бездна, целая вереница совершенно подобных Голядкиных с шумом вламываются во все двери
комнаты; но было поздно…