Почувствовав необходимость схватить его руку и отвести его в сторону, господин Голядкин убедительнейше
попросил другого Якова Петровича содействовать ему при всех будущих начинаниях и не оставлять его в критическом случае.
Неточные совпадения
— А, ну, впрочем, это дело
другое — извинить
просят; однако ж позвольте, Герасимыч, как же это, Герасимыч?
К тому же гость
просил покровительства, гость плакал, гость судьбу обвинял, казался таким незатейливым, без злобы и хитростей, жалким, ничтожным и, кажется, сам теперь совестился, хотя, может быть, и в
другом отношении, странным сходством лица своего с хозяйским лицом.
Сухость тона и резкость отказа поразили господина Голядкина. «А вот лучше я как-нибудь с
другой стороны… вот я лучше к Антону Антоновичу». К несчастию господина Голядкина, и Антона Антоновича не оказалось в наличности: он тоже где-то был чем-то занят. «А ведь не без намерения
просил уволить себя от объяснений и толков! — подумал герой наш. — Вот куда метил — старая петля! В таком случае я просто дерзну умолять его превосходительство».
— Ну, хорошо, братец, хорошо; я это чувствую… Ну, вот твои деньги и вот твой аттестат. Теперь поцелуемся, братец, простимся с тобою… Ну, теперь, милый мой, я у тебя
попрошу одной услуги, последней услуги, — сказал г-н Голядкин торжественным тоном. — Видишь ли, милый мой, всякое бывает. Горе,
друг мой, кроется и в позлащенных палатах, и от него никуда не уйдешь. Ты знаешь, мой
друг, я, кажется, с тобою всегда ласков был…
Но вдруг господин Голядкин дернул снурок, остановил карету и
попросил умоляющим голосом поворотить назад, не к Измайловскому мосту, а в одну
другую улицу.
— Какая ты красная, Вера: везде свобода! Кто это нажужжал тебе про эту свободу!.. Это, видно, какой-то дилетант свободы! Этак нельзя
попросить друг у друга сигары или поднять тебе вот этот платок, что ты уронила под ноги, не сделавшись крепостным рабом! Берегись: от свободы до рабства, как от разумного до нелепого — один шаг! Кто это внушил тебе?
Она все так же тихо молилась; лицо ее показалось ему радостным, и он умилился вновь, он
попросил другой душе — покоя, своей — прощенья…
Неточные совпадения
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а
другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я
попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего.
Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет.
Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли
другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Проснувшись, глуповцы с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все вышли на улицу и стали поздравлять
друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые
просили опохмелиться.
Разумеется, все это повествовалось и передавалось
друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и
просить прощенья, но и тех взяло раздумье.
В
другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума, и кончил тем, что
просил признать непогрешимость папы.