Неточные совпадения
И непритворные слезы заблистали в глазах ее. Марья Александровна действительно любила Зину, по-своему, а в этот раз, от удачи и от
волнения, чрезвычайно расчувствовалась. Зина, несмотря на некоторую ограниченность своего настоящего взгляда на вещи, понимала, что
мать ее любит, — и тяготилась этой любовью. Ей даже было бы легче, если б
мать ее ненавидела…
— Да, да! Успокойтесь, князь! Эти
волнения… Постойте, я сама провожу вас… Я уложу вас сама, если надо. Что вы так смотрите на этот портрет, князь? Это портрет моей
матери — этого ангела, а не женщины! О, зачем ее нет теперь между нами! Это была праведница! князь, праведница! — иначе я не называю ее!
— Да, mesdames, я с радостию готова поверить вам мою семейную тайну. Сегодня после обеда князь, увлеченный красотою и… достоинствами моей дочери, сделал ей честь своим предложением. Князь! — заключила она дрожащим от слез и от
волнения голосом, — милый князь, вы не должны, вы не можете сердиться на меня за мою нескромность! Только чрезвычайная семейная радость могла преждевременно вырвать из моего сердца эту милую тайну, и… какая
мать может обвинить меня в этом случае?
Бледная, с решимостью во взгляде, но почти дрожащая от
волнения, чудно-прекрасная в своем негодовании, она выступила вперед. Обводя всех долгим вызывающим взглядом, она посреди наставшего вдруг безмолвия обратилась к
матери, которая при первом ее движении тотчас же очнулась от обморока и открыла глаза.
Неточные совпадения
«Нет, неправду не может она сказать с этими глазами», подумала
мать, улыбаясь на ее
волнение и счастие. Княгиня улыбалась тому, как огромно и значительно кажется ей, бедняжке, то, что происходит теперь в ее душе.
Вронский на балах явно ухаживал за Кити, танцовал с нею и ездил в дом, стало быть, нельзя было сомневаться в серьезности его намерений. Но, несмотря на то,
мать всю эту зиму находилась в страшном беспокойстве и
волнении.
— Никогда в жизни не поверю, — вскричал я в чрезвычайном
волнении, — чтобы
мать моя хоть чем-нибудь участвовала в этой истории с этой Лидией!
Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным
волнением. Он лишился
матери с малолетства и, почти не зная отца своего, был привезен в Петербург на восьмом году своего возраста; со всем тем он романически был к нему привязан и тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями.
Как-то утром я взошел в комнату моей
матери; молодая горничная убирала ее; она была из новых, то есть из доставшихся моему отцу после Сенатора. Я ее почти совсем не знал. Я сел и взял какую-то книгу. Мне показалось, что девушка плачет; взглянул на нее — она в самом деле плакала и вдруг в страшном
волнении подошла ко мне и бросилась мне в ноги.