Неточные совпадения
Страшный
был это человек именно потому, что такой человек
был начальником, почти неограниченным, над двумястами
душ.
Остальной люд в нашей казарме состоял из четырех старообрядцев, стариков и начетчиков, между которыми
был и старик из Стародубовских слобод; из двух-трех малороссов, мрачных людей, из молоденького каторжного, с тоненьким личиком и с тоненьким носиком, лет двадцати трех, уже убившего восемь
душ, из кучки фальшивых монетчиков, из которых один
был потешник всей нашей казармы, и, наконец, из нескольких мрачных и угрюмых личностей, обритых и обезображенных, молчаливых и завистливых, с ненавистью смотревших исподлобья кругом себя и намеревавшихся так смотреть, хмуриться, молчать и ненавистничать еще долгие годы — весь срок своей каторги.
Естественно, меня поражали сначала явления крупные, резко выдающиеся, но и те, может
быть, принимались мною неправильно и только оставляли в
душе моей одно тяжелое, безнадежно грустное впечатление.
Брань же мою он сносил, вероятно, рассудив, что ведь нельзя же без этого, чтоб не изругать его за такой поступок, так уж пусть, дескать,
душу отведет, потешится, поругает; но что в сущности всё это вздор, такой вздор, что серьезно человеку и говорить-то
было бы совестно.
И наконец, кто знает, сколько воспоминаний должно
было зашевелиться в
душах этих отверженцев при встрече такого дня!
Эта песня пелась у нас часто, но не хором, а в одиночку. Кто-нибудь в гулевое время выйдет, бывало, на крылечко казармы, сядет, задумается, подопрет щеку рукой и затянет ее высоким фальцетом. Слушаешь, и как-то
душу надрывает. Голоса у нас
были порядочные.
Те же, у которых хмель
был незадорного свойства, тщетно искали друзей, чтобы излить перед ними свою
душу и выплакать свое пьяное горе.
Вероятно, когда-нибудь еще в детстве,
будучи дворовым, босоногим мальчишкой, случилось ему увидать красиво одетого барина с тросточкой и плениться его уменьем вертеть ею, и вот впечатление навеки и неизгладимо осталось в
душе его, так что теперь, в тридцать лет от роду, припомнилось все, как
было, для полного пленения и прельщения всего острога.
Барин, наконец, объявляет ему, что когда-то в какой-то беде он обратился к помощи ада, и черти помогли ему, выручили; но что сегодня срок и, может
быть, сегодня же они придут, по условию, за
душой его.
Я ужасно умел хорошо мертвым представиться, то
есть не то чтобы совсем мертвым, а вот-вот сейчас
душа вон из тела уйдет.
— Ну, да уж что! Уж так и
быть, для тебя! Знаю, что грешу, но уж так и
быть… Помилую я тебя на этот раз, накажу легко. Ну, а что, если я тем самым тебе вред принесу? Я тебя вот теперь помилую, накажу легко, а ты понадеешься, что и другой раз так же
будет, да и опять преступление сделаешь, что тогда? Ведь на моей же
душе…
«
Душа человек!»
Был он человек простой, может, даже и добрый по-своему.
Хоть и далеко не всякий намерен бежать: положительно можно сказать, что решается на это, по трудности и по ответственности, из сотни один; но зато остальные девяносто девять хоть помечтают о том, как бы можно
было бежать и куда бы это бежать; хоть
душу себе отведут на одном желании, на одном представлении возможности.
Великопостная служба, так знакомая еще с далекого детства, в родительском доме, торжественные молитвы, земные поклоны — все это расшевеливало в
душе моей далекое-далекое минувшее, напоминало впечатления еще детских лет, и, помню, мне очень приятно
было, когда, бывало, утром, по подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем с заряженными ружьями в божий дом.
Между язвительными словами я иногда не замечал приветливого и ласкового слова, которое тем дороже
было, что выговаривалось безо всяких видов, а нередко прямо из
души, может
быть более меня пострадавшей и вынесшей.
До всего чужого им
было дело, хотя своей собственной
души, своих собственных тайных дел и они никому не выдавали напоказ.
Были товарищи и мне, из дворян, но не снимало с
души моей всего бремени это товарищество.
Но это
было только в первый год; впоследствии я совершенно примирился в
душе с Акимом Акимычем и стыдился моих прежних глупостей.
Прежде, в первое мое время в остроге, он
был сообщительнее,
душа его все-таки чаще и больше вырывалась наружу.
Это
была грубая, мелкомещанская
душа, с привычками и правилами лавочника, разбогатевшего на обсчитанные копейки.
Собакевич слушал все по-прежнему, нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не
было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности.
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме
есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты
души предложил.
Городничий. А уж я так
буду рад! А уж как жена обрадуется! У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты
души выражаюсь.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться…
Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни
души! как будто бы вымерло все.
Колода
есть дубовая // У моего двора, // Лежит давно: из младости // Колю на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем
душа!
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!