Он прибыл в острог с год передо мною вместе с
двумя другими из своих товарищей — одним стариком, все время острожной жизни денно и нощно молившимся богу (за что очень уважали его арестанты) и умершим при мне, и с другим, еще очень молодым человеком, свежим, румяным, сильным, смелым, который дорогою нес устававшего с пол-этапа Б., что продолжалось семьсот верст сряду.
Вот сидят на нарах отдельно
два друга: один высокий, плотный, мясистый, настоящий мясник; лицо его красно. Он чуть не плачет, потому что очень растроган. Другой — тщедушный, тоненький, худой, с длинным носом, с которого как будто что-то каплет, и с маленькими свиными глазками, обращенными в землю. Это человек политичный и образованный; был когда-то писарем и трактует своего друга несколько свысока, что тому втайне очень неприятно. Они весь день вместе пили.
Неточные совпадения
В отдаленных краях Сибири, среди степей, гор или непроходимых лесов, попадаются изредка маленькие города, с одной, много с
двумя тысячами жителей, деревянные, невзрачные, с
двумя церквами — одной в городе,
другой на кладбище, — города, похожие более на хорошее подмосковное село, чем на город.
Я сел подле них. Справа меня разговаривали
два степенные арестанта, видимо стараясь
друг перед
другом сохранить свою важность.
Что же касается
других, подобных ему, которых было у нас всех человек до пятнадцати, то даже странно было смотреть на них; только два-три лица были еще сносны; остальные же все такие вислоухие, безобразные, неряхи; иные даже седые.
На
другой же день он очнулся вполне и прошелся раза
два по палате!
Они же шлялись передо мной с нахмуренными лбами или уж слишком развеселые (эти
два вида наиболее встречаются и почти характеристика каторги), ругались или просто разговаривали, или, наконец, прогуливались в одиночку, как будто в задумчивости, тихо, плавно, иные с усталым и апатическим видом,
другие (даже и здесь!) — с видом заносчивого превосходства, с шапками набекрень, с тулупами внакидку, с дерзким, лукавым взглядом и с нахальной пересмешкой.
Другие успели уже раза по
два подраться.
Замечательно, что прежде эти
два человека почти совсем
друг с
другом не сходились; у них и по занятиям и по характеру ничего нет общего.
Сбоку, по нарам, разместилось человек восемь музыкантов:
две скрипки (одна была в остроге,
другую у кого-то заняли в крепости, а артист нашелся и дома), три балалайки — все самодельщина,
две гитары и бубен вместо контрабаса.
На эту роль было
два охотника, и — поверят ли? — оба, точно маленькие дети, ужасно поссорились
друг с
другом за то, кому играть: обоим хотелось показаться в офицерском мундире с аксельбантами!
Другие же, легкобольные или выздоравливавшие, или сидели на койках, или ходили взад и вперед по комнате, где между
двумя рядами кроватей оставалось еще пространство, достаточное для прогулки.
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы не умер я перед самым концом (всего палок двести только оставалось), забили бы тут же насмерть, ну да и я не дал себя в обиду: опять надул и опять обмер; опять поверили, да и как не поверить, лекарь верит, так что на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом, так били, что в
другой раз
две тысячи легче, да нет, нос утри, не забили, а отчего не забили?
Палачи бывают
двух родов: одни бывают добровольные,
другие — подневольные, обязанные.
Нет; важнее всего этого то, что всякий из новоприбывающих в остроге через
два часа по прибытии становится таким же, как и все
другие, становится у себя дома, таким же равноправным хозяином в острожной артели, как и всякий
другой.
Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе неспособен: из
двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае — труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие
две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
На миг умолкли разговоры; // Уста жуют. Со всех сторон // Гремят тарелки и приборы, // Да рюмок раздается звон. // Но вскоре гости понемногу // Подъемлют общую тревогу. // Никто не слушает, кричат, // Смеются, спорят и пищат. // Вдруг двери настежь. Ленский входит, // И с ним Онегин. «Ах, творец! — // Кричит хозяйка: — наконец!» // Теснятся гости, всяк отводит // Приборы, стулья поскорей; // Зовут, сажают
двух друзей.
Неточные совпадения
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли здесь
два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте на них! не ровен час, какой-нибудь
другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите
две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а
другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, //
Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Две церкви в нем старинные, // Одна старообрядская, //
Другая православная, // Дом с надписью: училище, // Пустой, забитый наглухо, // Изба в одно окошечко, // С изображеньем фельдшера, // Пускающего кровь.
Садятся
два крестьянина, // Ногами упираются, // И жилятся, и тужатся, // Кряхтят — на скалке тянутся, // Суставчики трещат! // На скалке не понравилось: // «Давай теперь попробуем // Тянуться бородой!» // Когда порядком бороды //
Друг дружке поубавили, // Вцепились за скулы! // Пыхтят, краснеют, корчатся, // Мычат, визжат, а тянутся! // «Да будет вам, проклятые! // Не разольешь водой!»