Так звали тетеньку Раису Порфирьевну Ахлопину за ее гостеприимство и любовь к лакомому куску. Жила она от нас далеко, в Р., с лишком в полутораста верстах, вследствие чего мы очень редко видались. Старушка, однако ж, не забывала нас и ко дню ангелов и рождений аккуратно присылала
братцу и сестрице поздравительные письма. Разумеется, ей отвечали тем же.
Она высказала свои опасения отцу, говоря, что боится, как бы без господ в ночное время не подломали амбара и не украли бы все ее добро, которое она «сгоношила сначала по милости покойного батюшки и матушки, а потом по милости
братца и сестрицы».
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть каким ни на есть державцем, нежели играть на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же, на первых порах, его беспокоит вопрос: что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки,
братцы и сестрицы? как-то встретят его прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!» Нет у него теперь отечества, нет и не будет!
Во-вторых, Зубиха — нищая: как умрет отец или отставят его от должности, то пойдет по миру, а потому и
братцев и сестриц своих навяжет на шею мужу.
Неточные совпадения
Что же касается до
сестриц и до
братца вашего, то они действительно пристроены,
и деньги, причитающиеся им, выданы мною на каждого, под расписки, куда следует, в верные руки.
«Я старался
и без тебя, как при тебе,
и служил твоему делу верой
и правдой, то есть два раза играл с милыми „барышнями“ в карты, так что
братец их, Николай Васильевич, прозвал меня женихом Анны Васильевны
и так разгулялся однажды насчет будущей нашей свадьбы, что был вытолкан обеими
сестрицами в спину
и не получил ни гроша субсидии, за которой было явился.
Из обруселых рижских немок по происхождению, Агриппина Филипьевна обладала счастливым ровным характером: кажется, это было единственное наследство, полученное ею под родительской кровлей, где оставались еще шесть
сестриц и один
братец.
Проводы, разумеется, были самые родственные. Все домочадцы высыпали на крыльцо;
сестрицы честь честью перецеловались,
братец перекрестил отъезжавших
и сказал: напрасно, — а
сестрице Марье Порфирьевне даже пригрозил, вымолвив: «Это все ты, смутьянка!» Затем желтый рыдван покатился.
— Это тебе за кобылу! это тебе за кобылу! Гриша! поди сюда, поцелуй меня, добрый мальчик! Вот так.
И вперед мне говори, коли что дурное про меня будут
братцы или
сестрицы болтать.