Неточные совпадения
И представьте, эта низость почти всем им понравилась, но… тут вышла особенная история; тут вступились
дети, потому что в это время
дети были все уже на
моей стороне и стали любить Мари.
Я поцеловал Мари еще за две недели до того, как ее мать умерла; когда же пастор проповедь говорил, то все
дети были уже на
моей стороне.
А Шнейдер много мне говорил и спорил со мной о
моей вредной «системе» с
детьми.
Наконец, Шнейдер мне высказал одну очень странную свою мысль, — это уж было пред самым
моим отъездом, — он сказал мне, что он вполне убедился, что я сам совершенный
ребенок, то есть вполне
ребенок, что я только ростом и лицом похож на взрослого, но что развитием, душой, характером и, может быть, даже умом я не взрослый, и так и останусь, хотя бы я до шестидесяти лет прожил.
Что бы они ни говорили со мной, как бы добры ко мне ни были, все-таки с ними мне всегда тяжело почему-то, и я ужасно рад, когда могу уйти поскорее к товарищам, а товарищи
мои всегда были
дети, но не потому, что я сам был
ребенок, а потому, что меня просто тянуло к
детям.
А то, что вы про
мое лицо сказали, то все совершенная правда: я
ребенок и знаю это.
— Верите ли вы, — вдруг обратилась капитанша к князю, — верите ли вы, что этот бесстыдный человек не пощадил
моих сиротских
детей! Всё ограбил, всё перетаскал, всё продал и заложил, ничего не оставил. Что я с твоими заемными письмами делать буду, хитрый и бессовестный ты человек? Отвечай, хитрец, отвечай мне, ненасытное сердце: чем, чем я накормлю
моих сиротских
детей? Вот появляется пьяный и на ногах не стоит… Чем прогневала я господа бога, гнусный и безобразный хитрец, отвечай?
А знаете, что мамаша,
моя то есть мамаша, Нина Александровна, генеральша, Ипполиту деньгами, платьем, бельем и всем помогает, и даже
детям отчасти, чрез Ипполита, потому что они у ней заброшены.
— Ни-ни-ни! Типун, типун… — ужасно испугался вдруг Лебедев и, бросаясь к спавшему на руках дочери
ребенку, несколько раз с испуганным видом перекрестил его. — Господи, сохрани, господи, предохрани! Это собственный
мой грудной
ребенок, дочь Любовь, — обратился он к князю, — и рождена в законнейшем браке от новопреставленной Елены, жены
моей, умершей в родах. А эта пигалица есть дочь
моя Вера, в трауре… А этот, этот, о, этот…
— Сироты, сироты! — таял он, подходя. — И этот
ребенок на руках ее — сирота, сестра ее, дочь Любовь, и рождена в наизаконнейшем браке от новопреставленной Елены, жены
моей, умершей тому назад шесть недель, в родах, по соизволению господню… да-с… вместо матери, хотя только сестра и не более, как сестра… не более, не более…
По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели в детстве вид косноязычного, вид калеки, вид жалкого, несчастного
ребенка (а у Павлищева, как я вывел по точным доказательствам, была всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему угнетенному и природой обиженному, особенно в
детях, — факт, по
моему убеждению, чрезвычайно важный для нашего дела).
Он вскочил со стула и отвернулся. Жена его плакала в углу,
ребенок начал опять пищать. Я вынул
мою записную книжку и стал в нее записывать. Когда я кончил и встал, он стоял предо мной и глядел с боязливым любопытством.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени
моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к
моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий
детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть,
мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
То есть мне надо бы было выразиться: «Помиритесь с императором Александром», но, как
ребенок, я наивно высказал всю
мою мысль.
«Ты жалеешь меня! — вскричал он, — ты,
дитя, да еще, может быть, пожалеет меня и другой
ребенок,
мой сын, le roi de Rome; [римский король (фр.).] остальные все, все меня ненавидят, а братья первые продадут меня в несчастии!» Я зарыдал и бросился к нему; тут и он не выдержал; мы обнялись, и слезы наши смешались.