Неточные совпадения
—
Князь Лев Николаевич Мышкин, —
отвечал тот с полною и немедленною готовностью.
—
Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, —
отвечал в раздумье чиновник, — то есть я не об имени, имя историческое, в Карамзина «Истории» найти можно и должно, я об лице-с, да и
князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с.
— О, еще бы! — тотчас же
ответил князь, —
князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде…
А так как люди гораздо умнее, чем обыкновенно думают про них их господа, то и камердинеру зашло в голову, что тут два дела: или
князь так, какой-нибудь потаскун и непременно пришел на бедность просить, или
князь просто дурачок и амбиции не имеет, потому что умный
князь и с амбицией не стал бы в передней сидеть и с лакеем про свои дела говорить, а стало быть, и в том и в другом случае не пришлось бы за него
отвечать?
— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся
князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть, оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не
ответили… Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
— Да; всего только сутки в России, а уж такую раскрасавицу знаю, —
ответил князь, и тут же рассказал про свою встречу с Рогожиным и передал весь рассказ его.
— Не знаю, как вам сказать, —
ответил князь, — только мне показалось, что в нем много страсти, и даже какой-то больной страсти. Да он и сам еще совсем как будто больной. Очень может быть, что с первых же дней в Петербурге и опять сляжет, особенно если закутит.
— Удивительное лицо! —
ответил князь, — и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. — Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!
— Игумен Пафнутий, —
отвечал князь внимательно и серьезно.
— Иногда недобрый, —
отвечал князь.
— И думается, —
отвечал князь, по-прежнему с тихою и даже робкою улыбкой смотря на Аглаю; но тотчас же рассмеялся опять и весело посмотрел на нее.
— Я видел смертную казнь, —
отвечал князь.
— Я не был влюблен, —
отвечал князь так же тихо и серьезно, — я… был счастлив иначе.
— Чрезвычайно! — с жаром
ответил князь, с увлечением взглянув на Аглаю, — почти как Настасья Филипповна, хотя лицо совсем другое!..
— Мне это не совсем приятно, —
отвечал князь.
— Ах,
князь, мне крайняя надобность! — стал просить Ганя. — Она, может быть,
ответит… Поверьте, что я только в крайнем, в самом крайнем случае мог обратиться… С кем же мне послать?.. Это очень важно… Ужасно для меня важно…
— О, я не прочту, — совершенно просто
отвечал князь, взял портрет и пошел из кабинета.
— Да… такую… —
отвечал князь с некоторым усилием.
— В этом лице… страдания много… — проговорил
князь, как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не на вопрос
отвечая.
— Уверяю вас, что вы ошибаетесь, — спокойно и вежливо
отвечал князь, — я и не знал, что вы женитесь.
— Передали записку? Ответ? — с горячечным нетерпением перебил его Ганя. Но в самую эту минуту воротилась Аглая, и
князь ничего не успел
ответить.
— Я говорю правду, —
отвечал князь прежним, совершенно невозмутимым тоном, — и поверьте: мне очень жаль, что это производит на вас такое неприятное впечатление.
— Этого уж я вам не сумею объяснить, —
ответил князь.
— О, очень могу, —
отвечал князь, — с самого начала, когда я вошел и познакомился, мы стали говорить о Швейцарии.
— О, мне и не нужно таких больших извинений, — поспешил
ответить князь. — Я ведь понимаю, что вам очень неприятно, и потому-то вы и бранитесь. Ну, пойдемте к вам. Я с удовольствием…
— Так что же? —
отвечал князь, почти рассмеявшись.
Князь обернулся было в дверях, чтобы что-то
ответить, но, увидев по болезненному выражению лица своего обидчика, что тут только недоставало той капли, которая переполняет сосуд, повернулся и вышел молча.
— Бранятся, —
ответил князь и пошел в гостиную.
—
Князь, я сделал подло, простите меня, голубчик, — сказал он вдруг с сильным чувством. Черты лица его выражали сильную боль.
Князь смотрел с изумлением и не тотчас
ответил. — Ну, простите, ну, простите же! — нетерпеливо настаивал Ганя, — ну, хотите, я вашу руку сейчас поцелую!
— Верите ли вы, — вдруг обратилась капитанша к
князю, — верите ли вы, что этот бесстыдный человек не пощадил моих сиротских детей! Всё ограбил, всё перетаскал, всё продал и заложил, ничего не оставил. Что я с твоими заемными письмами делать буду, хитрый и бессовестный ты человек?
Отвечай, хитрец,
отвечай мне, ненасытное сердце: чем, чем я накормлю моих сиротских детей? Вот появляется пьяный и на ногах не стоит… Чем прогневала я господа бога, гнусный и безобразный хитрец,
отвечай?
Князь, может быть, и
ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но был ослеплен и поражен до того, что не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием. В этот вечер она была в полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к гостям. Перед самым входом в гостиную
князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
— Я не делал вам признаний, —
ответил князь, покраснев, — я только
ответил на ваш вопрос.
Все засмеялись.
Князю пришло на ум, что Лебедев и действительно, может быть, жмется и кривляется потому только, что, предчувствуя его вопросы, не знает, как на них
ответить, и выгадывает время.
— Право, я чувствую себя не так здоровым, у меня голова тяжела от дороги, что ль, —
отвечал князь, нахмурясь.
Князь поглядел и не
ответил; он вдруг задумался и, кажется, не слыхал вопроса. Рогожин не настаивал и выжидал. Помолчали.
— Когда я с тобой, то ты мне веришь, а когда меня нет, то сейчас перестаешь верить и опять подозреваешь. В батюшку ты! — дружески усмехнувшись и стараясь скрыть свое чувство,
отвечал князь.
Рогожин тяжело и страшно поглядел на
князя и ничего не
ответил.
Рогожин вдруг бросил картину и пошел прежнею дорогой вперед. Конечно, рассеянность и особое, странно-раздражительное настроение, так внезапно обнаружившееся в Рогожине, могло бы, пожалуй, объяснить эту порывчатость; но все-таки как-то чудно стало
князю, что так вдруг прервался разговор, который не им же и начат, и что Рогожин даже и не
ответил ему.
На вопрос ее об имени, — вопрос, которому она как бы с намерением придала оттенок таинственности, —
князь сначала было не хотел
ответить; но тотчас же воротился и настойчиво попросил передать его имя Настасье Филипповне.
— Подожди, любезный, не торопись, не испорти свое торжество! —
отвечала Лизавета Прокофьевна, усаживаясь в подставленные ей
князем кресла.
— Совсем здоров и очень рад вас узнать, много слышал и даже говорил о вас с
князем Щ., —
ответил Лев Николаевич, подавая руку.
— Конечно, слышал, у вас же. Но мне особенно на этих молодых людей поглядеть хочется, —
ответил князь Щ.
— После, не мешайте. Да, я нездоров, — рассеянно и даже нетерпеливо
ответил князь. Он услышал свое имя, Ипполит говорил про него.
— Ничего не знаю, —
ответил князь, бывший и сам в чрезвычайном и болезненном напряжении.
— Она говорила о каких-то векселях Евгения Павловича, — очень просто
отвечал князь, — которые попались от какого-то ростовщика к Рогожину, по ее просьбе, и что Рогожин подождет на Евгении Павлыче.
— Без сомнения, эта особа желала как-нибудь и в чем-нибудь помешать Евгению Павлычу, придав ему в глазах свидетелей качества, которых он не имеет и не может иметь, —
ответил князь Щ. довольно сухо.
— Хорошо, —
ответил князь.
— Я не знаю ваших мыслей, Лизавета Прокофьевна. Вижу только, что письмо это вам очень не нравится. Согласитесь, что я мог бы отказаться
отвечать на такой вопрос; но чтобы показать вам, что я не боюсь за письмо и не сожалею, что написал, и отнюдь не краснею за него (
князь покраснел еще чуть не вдвое более), я вам прочту это письмо, потому что, кажется, помню его наизусть.
— Нет, не мальчишка, а Николай Ардалионович, — твердо, хотя и довольно тихо,
ответил наконец
князь.