Неточные совпадения
Хотя
князь был и дурачок, — лакей уж это
решил, — но все-таки генеральскому камердинеру показалось наконец неприличным продолжать долее разговор от себя с посетителем, несмотря на то, что
князь ему почему-то нравился, в своем роде, конечно. Но с другой точки зрения он возбуждал в нем решительное и грубое негодование.
— И то, —
решила генеральша. — Пойдемте,
князь; вы очень хотите кушать?
— Непременно стали бы, только не навсегда, потом не выдержали бы и простили, —
решил князь, подумав и засмеявшись.
Встреча с Колей побудила
князя сопровождать генерала и к Марфе Борисовне, но только на одну минуту.
Князю нужен был Коля; генерала же он во всяком случае
решил бросить и простить себе не мог, что вздумал давеча на него понадеяться. Взбирались долго, в четвертый этаж, и по черной лестнице.
— Так тому и быть! Гаврила Ардалионович! — властно и как бы торжественно обратилась она к нему, — вы слышали, как
решил князь? Ну, так в том и мой ответ; и пусть это дело кончено раз навсегда!
— Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! —
решила генеральша. — Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи? Прочти, верно, знаешь! Я непременно хочу знать эти стихи. Всю жизнь терпеть не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога,
князь, потерпи, нам с тобой, видно, вместе терпеть приходится, — обратилась она к
князю Льву Николаевичу. Она была очень раздосадована.
— Да, совершенно ложная дорога! Уверяю вас, господа, — вскричал
князь, — вы напечатали статью в том предположении, что я ни за что не соглашусь удовлетворить господина Бурдовского, а стало быть, чтобы меня за это напугать и чем-нибудь отмстить. Но почему вы знали: я, может быть, и
решил удовлетворить Бурдовского? Я вам прямо, при всех теперь заявляю, что я удовлетворю…
— Извольте, извольте, господа, — тотчас же согласился
князь, — после первой недоверчивости я
решил, что я могу ошибаться и что Павлищев действительно мог иметь сына. Но меня поразило ужасно, что этот сын так легко, то есть, я хочу сказать, так публично выдает секрет своего рождения и, главное, позорит свою мать. Потому что Чебаров уже и тогда пугал меня гласностию…
— И правда, — резко
решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня…
Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила,
князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Этот вопрос мне, как нарочно, два часа тому назад пришел в голову (видите,
князь, я тоже иногда серьезные вещи обдумываю); я его
решил, но посмотрим, что скажет
князь.
— Но своего, своего! — лепетал он
князю, — на собственное иждивение, чтобы прославить и поздравить, и угощение будет, закуска, и об этом дочь хлопочет; но,
князь, если бы вы знали, какая тема в ходу. Помните у Гамлета: «Быть или не быть?» Современная тема-с, современная! Вопросы и ответы… И господин Терентьев в высшей степени… спать не хочет! А шампанского он только глотнул, глотнул, не повредит… Приближьтесь,
князь, и
решите! Все вас ждали, все только и ждали вашего счастливого ума…
— Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения нет, — засмеялся наконец и
князь, — и даже, может быть, вы
решили меня немножко и обмануть. Но ведь что ж, я вас не боюсь; притом же мне теперь как-то всё равно, поверите ли? И… и… и так как я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный, то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим тем, что дружески сойдемся. Вы мне очень понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек!
— Да почему он-то знает, скажи мне, пожалуйста?
Князь и Лебедев никому
решили не говорить, Коля даже ничего не знает.
Странны были и они, дочки с маменькой: они же предположили и
решили, что
князю бы лучше просидеть вечер молча; но только что увидали его в углу, в полнейшем уединении и совершенно довольного своею участью, как тотчас же и растревожились.
Лизавета Прокофьевна
решила про себя окончательно, что жених «невозможен», и за ночь дала себе слово, что, «покамест она жива, не быть
князю мужем ее Аглаи». С этим и встала поутру. Но поутру же, в первом часу, за завтраком, она впала в удивительное противоречие самой себе.
Я
решил, что фундамент всего происшедшего составился, во-первых, из вашей, так сказать, врожденной неопытности (заметьте,
князь, это слово: „врожденной“), потом из необычайного вашего простодушия; далее, из феноменального отсутствия чувства меры (в чем вы несколько раз уже сознавались сами) — и, наконец, из огромной, наплывной массы головных убеждений, которые вы, со всею необычайною честностью вашею, принимаете до сих пор за убеждения истинные, природные и непосредственные!
— Да и
князь не захочет! —
решил потрясенный Бурдовский.
— Н-ни за что! —
решил князь, — ни-ни-ни!
Неточные совпадения
Воротились добры молодцы домой, но сначала
решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели… Однако толку все не было. Думали-думали и пошли искать глупого
князя.
Я на прошлой неделе заговорила было с
князем — вым о Бисмарке, потому что очень интересовалась, а сама не умела
решить, и вообразите, он сел подле и начал мне рассказывать, даже очень подробно, но все с какой-то иронией и с тою именно нестерпимою для меня снисходительностью, с которою обыкновенно говорят «великие мужи» с нами, женщинами, если те сунутся «не в свое дело»…
К
князю я
решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но в сумерки получил по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я
решил поступить судя по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
Управляющий писал, что ему, Нехлюдову, необходимо самому приехать, чтобы утвердиться в правах наследства и, кроме того,
решить вопрос о том, как продолжать хозяйство: так ли, как оно велось при покойнице, или, как он это и предлагал покойной княгине и теперь предлагает молодому
князю, увеличить инвентарь и всю раздаваемую крестьянам землю обрабатывать самим.
Дело пошло в сенат. Сенат
решил, к общему удивлению, довольно близко к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые поля. Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были:
князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до государя.