Неточные совпадения
— А
знаете, князь, — сказал он совсем почти другим голосом, — ведь я вас все-таки не
знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет посмотреть на однофамильца… Подождите, если хотите,
коли у вас время терпит.
— Я очень рад, что вас здесь встретил,
Коля, — обратился к нему князь, — не можете ли вы мне помочь? — Мне непременно нужно быть у Настасьи Филипповны. Я просил давеча Ардалиона Александровича, но он вот заснул. Проводите меня, потому я не
знаю ни улиц, ни дороги. Адрес, впрочем, имею: у Большого театра, дом Мытовцовой.
— Я с величайшим удовольствием. Но мы, впрочем, увидим. Я теперь очень… очень расстроен. Что? Уж пришли? В этом доме… какой великолепный подъезд! И швейцар. Ну,
Коля, не
знаю, что из этого выйдет.
— Вот еще нашелся! — сказала она вдруг, обращаясь опять к Дарье Алексеевне, — а ведь впрямь от доброго сердца, я его
знаю. Благодетеля нашла! А впрочем, правду, может, про него говорят, что… того. Чем жить-то будешь,
коли уж так влюблен, что рогожинскую берешь за себя-то, за князя-то?..
— Эх, какое тут самоумаление! Если б я только
знал, где теперь
Колю найти! — сказал князь и повернулся было уходить.
—
Коля здесь ночевал, но наутро пошел своего генерала разыскивать, которого вы из «отделения», князь, бог
знает для чего, выкупили. Генерал еще вчера обещал сюда же ночевать пожаловать, да не пожаловал. Вероятнее всего в гостинице «Весы», тут очень недалеко, заночевал.
Коля, стало быть, там, или в Павловске, у Епанчиных. У него деньги были, он еще вчера хотел ехать. Итак, стало быть, в «Весах» или в Павловске.
Епанчины
узнали о болезни князя и о том, что он в Павловске, только сейчас, от
Коли, до того же времени генеральша была в тяжелом недоумении.
Наконец, к вечеру явился
Коля со всеми известиями и с описанием всех приключений князя, какие он
знал.
В результате Лизавета Прокофьевна торжествовала, но во всяком случае
Коле крепко досталось: «То по целым дням здесь вертится и не выживешь, а тут хоть бы знать-то дал, если уж сам не рассудил пожаловать».
— Я на собственном вашем восклицании основываюсь! — прокричал
Коля. — Месяц назад вы Дон-Кихота перебирали и воскликнули эти слова, что нет лучше «рыцаря бедного». Не
знаю, про кого вы тогда говорили: про Дон-Кихота или про Евгения Павлыча, или еще про одно лицо, но только про кого-то говорили, и разговор шел длинный…
— Да разве я один? — не умолкал
Коля. — Все тогда говорили, да и теперь говорят; вот сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все объявили, что стоят за «рыцаря бедного», стало быть, «рыцарь-то бедный» существует и непременно есть, а по-моему, если бы только не Аделаида Ивановна, так все бы мы давно уж
знали, кто такой «рыцарь бедный».
— Сейчас отдохну. Зачем вы хотите отказать мне в последнем желании?.. А
знаете ли, я давно уже мечтал с вами как-нибудь сойтись, Лизавета Прокофьевна; я о вас много слышал… от
Коли; он ведь почти один меня и не оставляет… Вы оригинальная женщина, эксцентрическая женщина, я и сам теперь видел…
знаете ли, что я вас даже немножко любил.
— Я… вас… — заговорил он радостно, — вы не
знаете, как я вас… мне он в таком восторге всегда о вас говорил, вот он,
Коля… я восторг его люблю.
— Не беспокойтесь, князь, — продолжал воспламененный
Коля, — не ходите и не тревожьте его, он с дороги заснул; он очень рад; и
знаете, князь, по-моему, гораздо лучше, если вы не нынче встретитесь, даже до завтра отложите, а то он опять сконфузится. Он давеча утром говорил, что уже целые полгода не чувствовал себя так хорошо и в силах; даже кашляет втрое меньше.
— Эх! Да ты, Лев Николаич,
знать, немного этой дорожки еще прошел, сколько вижу, а только еще начинаешь. Пожди мало: будешь свою собственную полицию содержать, сам день и ночь дежурить, и каждый шаг оттуда
знать,
коли только…
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш
Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё
узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
— А-а, ну,
коли Рогожин… А
знаете, о чем она пишет мне в этих письмах?
—
Знаю, мне
Коля говорил, что он заходил к нему и сказал, что идет доночевывать к… забыл к кому, к своему приятелю.
— Да почему он-то
знает, скажи мне, пожалуйста? Князь и Лебедев никому решили не говорить,
Коля даже ничего не
знает.
Коля был озабочен и как бы в недоумении; он многого не понимал в «сумасшествии генерала», как он выражался, конечно, не
зная основных причин этой новой сумятицы в доме.
Когда князь заметил ему, что и прежде то же самое чуть ли не каждый день было, то
Коля решительно не
знал, что на это ответить и как объяснить, в чем именно заключается настоящее его беспокойство.
— Ах, боже мой,
знаю! Просидел пятнадцать часов на
коле, в мороз, в шубе, и умер с чрезвычайным великодушием; как же, читал… а что?
— Что ж, и хорош, и дурен; а
коли хочешь мое мнение
знать, то больше дурен. Сама видишь, какой человек, больной человек!
Он ушел, а князь еще больше задумался: все пророчествуют несчастия, все уже сделали заключения, все глядят, как бы что-то
знают, и такое, чего он не
знает; Лебедев выспрашивает,
Коля прямо намекает, а Вера плачет.
Особенно
коли ничего не
знаете.
— Ну и хорошо,
коли невероятно; впрочем, откуда же вам
знать?