Неточные совпадения
— Да, у меня
дело… —
начал было князь.
— Если уж вы так добры, —
начал было князь, — то вот у меня одно
дело. Я получил уведомление…
Генерал вышел, и князь так и не успел рассказать о своем
деле, о котором
начинал было чуть ли не в четвертый раз.
И однако же,
дело продолжало идти все еще ощупью. Взаимно и дружески, между Тоцким и генералом положено было до времени избегать всякого формального и безвозвратного шага. Даже родители всё еще не
начинали говорить с дочерьми совершенно открыто; начинался как будто и диссонанс: генеральша Епанчина, мать семейства, становилась почему-то недовольною, а это было очень важно. Тут было одно мешавшее всему обстоятельство, один мудреный и хлопотливый случай, из-за которого все
дело могло расстроиться безвозвратно.
Коля провел князя недалеко, до Литейной, в одну кафе-биллиардную, в нижнем этаже, вход с улицы. Тут направо, в углу, в отдельной комнатке, как старинный обычный посетитель, расположился Ардалион Александрович, с бутылкой пред собой на столике и в самом
деле с «Indеpendance Belge» в руках. Он ожидал князя; едва завидел, тотчас же отложил газету и
начал было горячее и многословное объяснение, в котором, впрочем, князь почти ничего не понял, потому что генерал был уж почти что готов.
— Гениальная мысль! — подхватил Фердыщенко. — Барыни, впрочем, исключаются,
начинают мужчины;
дело устраивается по жребию, как и тогда! Непременно, непременно! Кто очень не хочет, тот, разумеется, не рассказывает, но ведь надо же быть особенно нелюбезным! Давайте ваши жеребьи, господа, сюда, ко мне, в шляпу, князь будет вынимать. Задача самая простая, самый дурной поступок из всей своей жизни рассказать, — это ужасно легко, господа! Вот вы увидите! Если же кто позабудет, то я тотчас берусь напомнить!
— Настасья Филипповна! — укорительно произнес генерал. Он
начинал несколько понимать
дело, по-своему.
— А насчет веры, —
начал он, улыбнувшись (видимо не желая так оставлять Рогожина) и, кроме того, оживляясь под впечатлением одного внезапного воспоминания, — насчет веры я, на прошлой неделе, в два
дня четыре разные встречи имел.
В
начале лета в Петербурге случаются иногда прелестные
дни — светлые, жаркие, тихие.
Ведь он и в самом
деле чувствует себя сегодня в особенно болезненном настроении, почти в том же, какое бывало с ним прежде при
начале припадков его прежней болезни.
— Господа, я никого из вас не ожидал, —
начал князь, — сам я до сего
дня был болен, а
дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю пойти со мной в другую комнату, если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
Я только понял с первого разу, что в этом Чебарове всё главное
дело и заключается, что, может быть, он-то и подучил вас, господин Бурдовский, воспользовавшись вашею простотой,
начать это всё, если говорить откровенно.
Вообще дети Лебедева всё более и более с каждым
днем начинали князю нравиться.
— Эх! Да ты, Лев Николаич, знать, немного этой дорожки еще прошел, сколько вижу, а только еще
начинаешь. Пожди мало: будешь свою собственную полицию содержать, сам
день и ночь дежурить, и каждый шаг оттуда знать, коли только…
Наконец, и соблазн: природа до такой степени ограничила мою деятельность своими тремя неделями приговора, что, может быть, самоубийство есть единственное
дело, которое я еще могу успеть
начать и окончить по собственной воле моей.
— Если вы говорите, —
начала она нетвердым голосом, — если вы сами верите, что эта… ваша женщина… безумная, то мне ведь
дела нет до ее безумных фантазий… Прошу вас, Лев Николаич, взять эти три письма и бросить ей от меня! И если она, — вскричала вдруг Аглая, — если она осмелится еще раз мне прислать одну строчку, то скажите ей, что я пожалуюсь отцу и что ее сведут в смирительный дом…
Лебедев явился с чрезвычайною поспешностью, «за честь почитая», как он тотчас же и
начал при входе; как бы и тени не было того, что он три
дня точно прятался и видимо избегал встречи с князем.
Я знаю, что говорить нехорошо: лучше просто пример, лучше просто
начать… я уже
начал… и — и неужели в самом
деле можно быть несчастным?
Он
начал с того, что прямо и настоятельно попросил у князя разъяснения всего, что от него скрывали, примолвив, что уже почти всё узнал во вчерашний же
день.
Мы знаем только одно, что свадьба назначена действительно и что сам князь уполномочил Лебедева, Келлера и какого-то знакомого Лебедева, которого тот представил князю на этот случай, принять на себя все хлопоты по этому
делу, как церковные, так и хозяйственные; что денег велено было не жалеть, что торопила и настаивала на свадьбе Настасья Филипповна; что шафером князя назначен был Келлер, по собственной его пламенной просьбе, а к Настасье Филипповне — Бурдовский, принявший это назначение с восторгом, и что
день свадьбы назначен был в
начале июля.
Так, нам совершенно известно, что в продолжение этих двух недель князь целые
дни и вечера проводил вместе с Настасьей Филипповной, что она брала его с собой на прогулки, на музыку; что он разъезжал с нею каждый
день в коляске; что он
начинал беспокоиться о ней, если только час не видел ее (стало быть, по всем признакам, любил ее искренно); что слушал ее с тихою и кроткою улыбкой, о чем бы она ему ни говорила, по целым часам, и сам ничего почти не говоря.
Князь ему ужасно обрадовался и тотчас же заговорил об Епанчиных; такое простодушное и прямое
начало совершенно развязало и Евгения Павловича, так что и он без обиняков приступил прямо к
делу.
— Я так и знал, что ты в эфтом же трактире остановишься, — заговорил он, как иногда, приступая к главному разговору,
начинают с посторонних подробностей, не относящихся прямо к
делу, — как в коридор зашел, то и подумал: а ведь, может, и он сидит, меня ждет теперь, как я его, в эту же самую минуту?
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в
день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и
начните.
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на
дело несколько иными глазами, нежели несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное средство — это
начать во все места просьбы писать.
Тогда поймали Матренку Ноздрю и
начали вежливенько топить ее в реке, требуя, чтоб она сказала, кто ее, сущую бездельницу и воровку, на воровство научил и кто в том
деле ей пособлял?
Один только штатский советник Двоекуров с выгодою выделялся из этой пестрой толпы администраторов, являл ум тонкий и проницательный и вообще выказывал себя продолжателем того преобразовательного
дела, которым ознаменовалось
начало восемнадцатого столетия в России.