Неточные совпадения
— Помилуйте, я ваш вопрос очень ценю и понимаю. Никакого
состояния покамест я
не имею и никаких занятий, тоже покамест, а надо бы-с. А деньги теперь у меня были чужие, мне дал Шнейдер, мой профессор, у которого я лечился и учился
в Швейцарии, на дорогу, и дал ровно вплоть, так что теперь, например, у меня всего денег несколько копеек осталось. Дело у меня, правда, есть одно, и я нуждаюсь
в совете, но…
Ничем
не дорожа, а пуще всего собой (нужно было очень много ума и проникновения, чтобы догадаться
в эту минуту, что она давно уже перестала дорожить собой, и чтоб ему, скептику и светскому цинику, поверить серьезности этого чувства), Настасья Филипповна
в состоянии была самое себя погубить, безвозвратно и безобразно, Сибирью и каторгой, лишь бы надругаться над человеком, к которому она питала такое бесчеловечное отвращение.
Во всяком случае, она ни
в чем
не считает себя виновною, и пусть бы лучше Гаврила Ардалионович узнал, на каких основаниях она прожила все эти пять лет
в Петербурге,
в каких отношениях к Афанасию Ивановичу, и много ли скопила
состояния.
Эта сухая материя особенно понравилась генеральше, которой почти никогда
не удавалось говорить о своей родословной, при всем желании, так что она встала из-за стола
в возбужденном
состоянии духа.
Он от радости задыхался: он ходил вокруг Настасьи Филипповны и кричал на всех: «
Не подходи!» Вся компания уже набилась
в гостиную. Одни пили, другие кричали и хохотали, все были
в самом возбужденном и непринужденном
состоянии духа. Фердыщенко начинал пробовать к ним пристроиться. Генерал и Тоцкий сделали опять движение поскорее скрыться. Ганя тоже был со шляпой
в руке, но он стоял молча и все еще как бы оторваться
не мог от развивавшейся пред ним картины.
Раздумывая об этом мгновении впоследствии, уже
в здоровом
состоянии, он часто говорил сам себе: что ведь все эти молнии и проблески высшего самоощущения и самосознания, а стало быть и «высшего бытия»,
не что иное, как болезнь, как нарушение нормального
состояния, а если так, то это вовсе
не высшее бытие, а, напротив, должно быть причислено к самому низшему.
— Во-первых, вы, господин Келлер,
в вашей статье чрезвычайно неточно обозначили мое
состояние: никаких миллионов я
не получал: у меня, может быть, только восьмая или десятая доля того, что вы у меня предполагаете; во-вторых, никаких десятков тысяч на меня
в Швейцарии истрачено
не было: Шнейдер получал по шестисот рублей
в год, да и то всего только первые три года, а за хорошенькими гувернантками
в Париж Павлищев никогда
не ездил; это опять клевета.
«Господи, что-то она скажет теперь!» Сам он
не выговорил еще ни одного слова и с напряжением слушал «разливавшегося» Евгения Павловича, который редко бывал
в таком довольном и возбужденном
состоянии духа, как теперь,
в этот вечер.
Евгений Павлович даже отступил на шаг от удивления. Мгновение он удерживался от нестерпимого припадка смеха; но, приглядевшись ближе, он заметил, что князь был как бы
не в себе, по крайней мере
в каком-то особенном
состоянии.
Как смеют меня здесь обижать
в вашем доме! — набросилась вдруг Аглая на Лизавету Прокофьевну, уже
в том истерическом
состоянии, когда
не смотрят ни на какую черту и переходят всякое препятствие.
Правда, когда он шел
в воксал, то, кажется, и
не знал совсем, что идет сюда, —
в таком он был
состоянии.
Итак,
не вдаваясь
в более серьезные объяснения, мы скажем только, что
в действительности типичность лиц как бы разбавляется водой, и все эти Жорж Дандены и Подколесины существуют действительно, снуют и бегают пред нами ежедневно, но как бы несколько
в разжиженном
состоянии.
— Если вы тоже знаете настоящую причину, почему старик
в таком
состоянии (а вы так у меня шпионили
в эти пять дней, что наверно знаете), то вам вовсе бы
не следовало раздражать… несчастного и мучить мою мать преувеличением дела, потому что всё это дело вздор, одна только пьяная история, больше ничего, ничем даже
не доказанная, и я вот во столечко ее
не ценю…
На этот быстрый вопрос я так же быстро ответил: «Русское сердце
в состоянии даже
в самом враге своего отечества отличить великого человека!» То есть, собственно,
не помню, буквально ли я так выразился… я был ребенок… но смысл наверно был тот!
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то
в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь
в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он
не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося
в унижении,
в глазах света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь
не без
состояния, хотя бы только даже и некоторого.
— Но, однако же, это дело важное; мы
не дети, и надо взглянуть положительно… Потрудитесь теперь объяснить,
в чем заключается ваше
состояние?
— С аббатом Гуро, иезуитом, — напомнил Иван Петрович, — да-с, вот-с превосходнейшие-то люди наши и достойнейшие-то! Потому что все-таки человек был родовой, с
состоянием, камергер и если бы… продолжал служить… И вот бросает вдруг службу и всё, чтобы перейти
в католицизм и стать иезуитом, да еще чуть
не открыто, с восторгом каким-то. Право, кстати умер… да; тогда все говорили…
И вот, если бы спросили у нас разъяснения, —
не насчет нигилистических оттенков события, а просто лишь насчет того,
в какой степени удовлетворяет назначенная свадьба действительным желаниям князя,
в чем именно состоят
в настоящую минуту эти желания, как именно определить
состояние духа нашего героя
в настоящий момент, и пр., и пр.
в этом же роде, — то мы, признаемся, были бы
в большом затруднении ответить.
На трагическое же изложение, со стороны Лебедева, предстоящего вскорости события доктор лукаво и коварно качал головой и наконец заметил, что,
не говоря уже о том, «мало ли кто на ком женится», «обольстительная особа, сколько он, по крайней мере, слышал, кроме непомерной красоты, что уже одно может увлечь человека с
состоянием, обладает и капиталами, от Тоцкого и от Рогожина, жемчугами и бриллиантами, шалями и мебелями, а потому предстоящий выбор
не только
не выражает со стороны дорогого князя, так сказать, особенной, бьющей
в очи глупости, но даже свидетельствует о хитрости тонкого светского ума и расчета, а стало быть, способствует к заключению противоположному и для князя совершенно приятному…» Эта мысль поразила и Лебедева; с тем он и остался, и теперь, прибавил он князю, «теперь, кроме преданности и пролития крови, ничего от меня
не увидите; с тем и явился».
Он побледнел, но принял известие тихо, едва слышно проговорив: «Я боялся; но я все-таки
не думал, что будет это…», — и потом, помолчав немного, прибавил: «Впрочем…
в ее
состоянии… это совершенно
в порядке вещей».