Неточные совпадения
— О, почти
не по делу! То есть, если хотите, и есть одно дело, так только совета спросить, но я,
главное, чтоб отрекомендоваться, потому я князь Мышкин, а генеральша Епанчина тоже последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и нет.
А ведь
главная, самая сильная боль, может,
не в ранах, а вот, что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше
не будешь, и что это уж наверно;
главное то, что наверно.
Камердинер, хотя и
не мог бы так выразить все это, как князь, но конечно, хотя
не всё, но
главное понял, что видно было даже по умилившемуся лицу его.
— Это
главное, — договорил Ганя, опять помогая затруднившемуся генералу и скорчив свои губы в ядовитейшую улыбку, которую уже
не хотел скрывать. Он глядел своим воспаленным взглядом прямо в глаза генералу, как бы даже желая, чтобы тот прочел в его взгляде всю его мысль. Генерал побагровел и вспылил.
С другой стороны, опытность и глубокий взгляд на вещи подсказали Тоцкому очень скоро и необыкновенно верно, что он имеет теперь дело с существом совершенно из ряду вон, что это именно такое существо, которое
не только грозит, но и непременно сделает, и,
главное, ни пред чем решительно
не остановится, тем более что решительно ничем в свете
не дорожит, так что даже и соблазнить его невозможно.
Мне кажется, он, наверно, думал дорогой: «Еще долго, еще жить три улицы остается; вот эту проеду, потом еще та останется, потом еще та, где булочник направо… еще когда-то доедем до булочника!» Кругом народ, крик, шум, десять тысяч лиц, десять тысяч глаз, — все это надо перенести, а
главное, мысль: «Вот их десять тысяч, а их никого
не казнят, а меня-то казнят!» Ну, вот это все предварительно.
Мари чуть с ума
не сошла от такого внезапного счастия; ей это даже и
не грезилось; она стыдилась и радовалась, а
главное, детям хотелось, особенно девочкам, бегать к ней, чтобы передавать ей, что я ее люблю и очень много о ней им говорю.
В этой же комнатке помещался и тринадцатилетний брат Гаврилы Ардалионовича, гимназист Коля; ему тоже предназначалось здесь тесниться, учиться, спать на другом, весьма старом, узком и коротком диванчике, на дырявой простыне и,
главное, ходить и смотреть за отцом, который все более и более
не мог без этого обойтись.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй,
не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но
не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и,
главное, в такую минуту!
— Ну, по какому именно, это пусть будет как вам угодно, а мне
главное то, что вы там
не просто напрашиваетесь на вечер, в очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков.
В эти пять лет ее петербургской жизни было одно время, вначале, когда Афанасий Иванович особенно
не жалел для нее денег; он еще рассчитывал тогда на ее любовь и думал соблазнить ее,
главное, комфортом и роскошью, зная, как легко прививаются привычки роскоши и как трудно потом отставать от них, когда роскошь мало-помалу обращается в необходимость.
— Нас однажды компания собралась, ну, и подпили это, правда, и вдруг кто-то сделал предложение, чтобы каждый из нас,
не вставая из-за стола, рассказал что-нибудь про себя вслух, но такое, что сам он, по искренней совести, считает самым дурным из всех своих дурных поступков в продолжение всей своей жизни; но с тем, чтоб искренно,
главное, чтоб было искренно,
не лгать!
Я сначала
не понимала и смеялась, а теперь люблю «рыцаря бедного», а
главное, уважаю его подвиги.
Но
главное то, — да дослушайте же, господа, дослушайте! —
главное то, что теперь вдруг оказывается, что господин Бурдовский вовсе и
не сын Павлищева!
Наконец Аделаида
не выдержала и, усмехнувшись, призналась, что они зашли incognito; но тем, однако же, признания и кончились, хотя из этого incognito уже можно было усмотреть, что родители, то есть,
главное, Лизавета Прокофьевна, находятся в каком-то особенном нерасположении.
И
не может он быть на ты и в таких дружеских отношениях с Настасьей Филипповной, — вот в чем
главная задача.
Но если Ганя и в самом деле ждал целого рода нетерпеливых вопросов, невольных сообщений, дружеских излияний, то он, конечно, очень ошибся. Во все двадцать минут его посещения князь был даже очень задумчив, почти рассеян. Ожидаемых вопросов, или, лучше сказать, одного
главного вопроса, которого ждал Ганя, быть
не могло. Тогда и Ганя решился говорить с большою выдержкой. Он,
не умолкая, рассказывал все двадцать минут, смеялся, вел самую легкую, милую и быструю болтовню, но до
главного не коснулся.
«Я, разумеется,
не шпионил и допрашивать никого
не хотел; впрочем, приняли меня хорошо, так хорошо, что я даже
не ожидал, но о вас, князь, ни слова!»
Главнее и занимательнее всего то, что Аглая поссорилась давеча с своими за Ганю.
— Но чтобы доказать вам, что в этот раз я говорил совершенно серьезно, и
главное, чтобы доказать это князю (вы, князь, чрезвычайно меня заинтересовали, и клянусь вам, что я
не совсем еще такой пустой человек, каким непременно должен казаться, — хоть я и в самом деле пустой человек!), и… если позволите, господа, я сделаю князю еще один последний вопрос, из собственного любопытства, им и кончим.
— А вот что, батюшка, — разгорячилась Лизавета Прокофьевна, — мы вот все заметили, сидим здесь и хвалимся пред ним, а вот он сегодня письмо получил от одного из них, от самого-то
главного, угреватого, помнишь, Александра? Он прощения в письме у него просит, хоть и по своему манеру, и извещает, что того товарища бросил, который его поджигал-то тогда, — помнишь, Александра? — и что князю теперь больше верит. Ну, а мы такого письма еще
не получали, хоть нам и
не учиться здесь нос-то пред ним подымать.
Если бы князь мог быть в эту минуту внимательнее, то он, может быть, догадался бы, что Ивану Федоровичу хочется между прочим что-то и от него выведать, или, лучше сказать, прямо и открыто о чем-то спросить его, но все
не удается дотронуться до самой
главной точки.
Но
главное — все эти семейные катастрофы или, лучше сказать, все эти дрязги, так что даже
не знаешь, как и назвать…
— Я вас
не поджигаю; я, напротив, думаю, что очень возможно, что вы застрелитесь.
Главное,
не сердитесь… — протянул Евгений Павлович, покровительственно растягивая свои слова.
— Ни-ни. Вы слишком добры, что еще заботитесь. Я слыхивал об этом, но никогда
не видывал в натуре, как человек нарочно застреливается из-за того, чтоб его похвалили, или со злости, что его
не хвалят за это.
Главное, этой откровенности слабосилия
не поверил бы! А вы все-таки прогоните его завтра.
— И я рада, потому что я заметила, как над ней иногда… смеются. Но слушайте
главное: я долго думала и наконец вас выбрала. Я
не хочу, чтобы надо мной дома смеялись, я
не хочу, чтобы меня считали за маленькую дуру; я
не хочу, чтобы меня дразнили… Я это всё сразу поняла и наотрез отказала Евгению Павлычу, потому что я
не хочу, чтобы меня беспрерывно выдавали замуж! Я хочу… я хочу… ну, я хочу бежать из дому, а вас выбрала, чтобы вы мне способствовали.
С вами я хочу всё, всё говорить, даже про самое
главное, когда захочу; с своей стороны и вы
не должны ничего скрывать от меня.
— И…
не смейтесь над ним; вот это самое
главное.
— Но
главное,
главное не в одной мысли, а во всей обстановке!
— Видите, — запутывался и всё более и более нахмуривался князь, расхаживая взад и вперед по комнате и стараясь
не взглядывать на Лебедева, — мне дали знать… мне сказали про господина Фердыщенка, что будто бы он, кроме всего, такой человек, при котором надо воздерживаться и
не говорить ничего… лишнего, — понимаете? Я к тому, что, может быть, и действительно он был способнее, чем другой… чтобы
не ошибиться, — вот в чем
главное, понимаете?
— Ну, пожалуйста,
не вдавайся в философию! Конечно, так. Кончено, и довольно с нас: в дураках. Я на это дело, признаюсь тебе, никогда серьезно
не могла смотреть; только «на всякий случай» взялась за него, на смешной ее характер рассчитывая, а
главное, чтобы тебя потешить; девяносто шансов было, что лопнет. Я даже до сих пор сама
не знаю, чего ты и добивался-то.
— Ну, это всё вздор, — быстро прервал генерал, — я,
главное,
не о том, я о другом и о важном. И именно решился разъяснить вам, Лев Николаевич, как человеку, в искренности приема и в благородстве чувств которого я уверен, как… как… Вы
не удивляетесь моим словам, князь?
— Как под стул?
Не может быть, ведь вы же мне говорили, что во всех углах обыскивали; как же вы в этом самом
главном месте просмотрели?
Воротилась она к себе в Павловск еще в большем раздражении, чем когда поехала, и тотчас же всем досталось,
главное за то, что «с ума сошли», что ни у кого решительно так
не ведутся дела, только у них одних; «чего заторопились?
Выходило, стало быть, что Аглая прощает и князю опять можно идти к ней сегодня же вечером, а для него это было
не только
главное, а даже и всё.
— Что делать — судьба! — вскидывал плечами генерал, и долго еще он повторял это полюбившееся ему словечко. Прибавим, что, как деловому человеку, ему тоже многое чрезвычайно
не понравилось в настоящем положении всех этих вещей, а
главное — неясность дела; но до времени он тоже решился молчать и глядеть… в глаза Лизавете Прокофьевне.
Главное то, что он «заговорил»; он знал, что
не надо говорить, но он всё время говорил, он в чем-то их уговаривал.
Он поспешил передать ему свой взгляд на дело, прибавив, что, по его мнению, может быть, и смерть-то старика происходит,
главное, от ужаса, оставшегося в его сердце после проступка, и что к этому
не всякий способен.
— Конечно, меня! Меня боитесь, если решились ко мне прийти. Кого боишься, того
не презираешь. И подумать, что я вас уважала, даже до этой самой минуты! А знаете, почему вы боитесь меня и в чем теперь ваша
главная цель? Вы хотели сами лично удостовериться: больше ли он меня, чем вас, любит, или нет, потому что вы ужасно ревнуете…
Но он, Лебедев, духом
не упал и советовался с одним тонким юристом, почтенным старичком, большим ему приятелем и почти благодетелем; тот заключил, что это дело совершенно возможное, лишь бы были свидетели компетентные умственного расстройства и совершенного помешательства, да при этом,
главное, покровительство высоких особ.
— Я так и знал, что ты в эфтом же трактире остановишься, — заговорил он, как иногда, приступая к
главному разговору, начинают с посторонних подробностей,
не относящихся прямо к делу, — как в коридор зашел, то и подумал: а ведь, может, и он сидит, меня ждет теперь, как я его, в эту же самую минуту?
Евгению Павловичу показалось, что он и Аделаида еще
не совершенно сошлись друг с другом; но в будущем казалось неминуемым совершенно добровольное и сердечное подчинение пылкой Аделаиды уму и опыту князя Щ. К тому же и уроки, вынесенные семейством, страшно на него подействовали, и,
главное, последний случай с Аглаей и эмигрантом графом.