Неточные совпадения
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне
полную свободу решенья до тех самых пор, пока
не решит сама дела, да и тогда все еще мое слово за мной…
Эта новая женщина объявляла, что ей в
полном смысле все равно будет, если он сейчас же и на ком угодно женится, но что она приехала
не позволить ему этот брак, и
не позволить по злости, единственно потому, что ей так хочется, и что, следственно, так и быть должно, — «ну хоть для того, чтобы мне только посмеяться над тобой вволю, потому что теперь и я наконец смеяться хочу».
Он открыл, что решился уже
не останавливаться ни пред какими средствами, чтобы получить свою свободу; что он
не успокоился бы, если бы Настасья Филипповна даже сама объявила ему, что впредь оставит его в
полном покое; что ему мало слов, что ему нужны самые
полные гарантии.
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей, то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут один только неопределенный мрак,
полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви и в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею тоской, одним словом, даже некоторый романтизм,
не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.
Князь быстро повернулся и посмотрел на обоих. В лице Гани было настоящее отчаяние; казалось, он выговорил эти слова как-то
не думая, сломя голову. Аглая смотрела на него несколько секунд совершенно с тем же самым спокойным удивлением, как давеча на князя, и, казалось, это спокойное удивление ее, это недоумение, как бы от
полного непонимания того, что ей говорят, было в эту минуту для Гани ужаснее самого сильнейшего презрения.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй,
не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на
полную наглость, но
не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
Князь, может быть, и ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но был ослеплен и поражен до того, что
не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием. В этот вечер она была в
полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к гостям. Перед самым входом в гостиную князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
В одной одежде была
полная перемена: всё платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в платье был недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда шьют добросовестные, но
не очень талантливые портные) и, сверх того, на человека, нисколько этим
не интересующегося, так что при внимательном взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и нашел бы чему улыбнуться.
Матушка и прежде, вот уже два года, точно как бы
не в
полном рассудке сидит (больная она), а по смерти родителя и совсем как младенцем стала, без разговору: сидит без ног и только всем, кого увидит, с места кланяется; кажись,
не накорми ее, так она и три дня
не спохватится.
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно и сознательно помнил начало, самый первый звук своего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой и который никакою силой он
не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно, и наступил
полный мрак.
Князя перенесли в его номер; он хоть и очнулся, но в
полное сознание довольно долго
не приходил.
Ни малейшей иронии, ни малейшей рефлексии
не выражалось в лице его; напротив,
полное, тупое упоение собственным правом и в то же время нечто доходившее до странной и беспрерывной потребности быть и чувствовать себя постоянно обиженным.
Что именно вы тут пропустили, я
не в силах и
не в состоянии вам точно выразить, но для
полной справедливости в ваших словах, конечно, чего-то недостает.
Тем
не менее я имею
полное право, по самым точным данным, утверждать, что господину Бурдовскому хотя, конечно, и была слишком хорошо известна эпоха его рождения, но совершенно
не было известно обстоятельство этого пребывания Павлищева за границей, где господин Павлищев провел большую часть жизни, возвращаясь в Россию всегда на малые сроки.
Тут, напротив, было
полное убеждение со всех сторон, и хоть Чебаров, может быть, и действительно большой мошенник, но в этом деле он высказывается
не более как крючок, подьячий, промышленник.
Князь хоть и обвинил себя во многом, по обыкновению, и искренно ожидал наказания, но все-таки у него было сначала
полное внутреннее убеждение, что Лизавета Прокофьевна
не могла на него рассердиться серьезно, а рассердилась больше на себя самоё.
Верите ли вы теперь благороднейшему лицу: в тот самый момент, как я засыпал, искренно
полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это помню!), пришла мне одна адская мысль: «А что,
не занять ли у него в конце концов, после исповеди-то, денег?» Таким образом, я исповедь приготовил, так сказать, как бы какой-нибудь «фенезерф под слезами», с тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали.
— Сам
не знаю вполне; знаю, что чувство мое было вполне искреннее. Там у меня бывали минуты
полной жизни и чрезвычайных надежд.
У меня вино есть, выпьем вина, пожелай мне того, чего я и сам
не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я тебе твоего счастья
полного пожелаю.
Между нами был такой контраст, который
не мог
не сказаться нам обоим, особенно мне: я был человек, уже сосчитавший дни свои, а он — живущий самою
полною, непосредственною жизнью, настоящею минутой, без всякой заботы о «последних» выводах, цифрах или о чем бы то ни было,
не касающемся того, на чем… на чем… ну хоть на чем он помешан; пусть простит мне это выражение господин Рогожин, пожалуй, хоть как плохому литератору,
не умевшему выразить свою мысль.
— Никогда и никуда
не ходила; всё дома сидела, закупоренная как в бутылке, и из бутылки прямо и замуж пойду; что вы опять усмехаетесь? Я замечаю, что вы тоже, кажется, надо мной смеетесь и их сторону держите, — прибавила она, грозно нахмурившись, —
не сердите меня, я и без того
не знаю, что со мной делается… я убеждена, что вы пришли сюда в
полной уверенности, что я в вас влюблена и позвала вас на свидание, — отрезала она раздражительно.
Тут предстоял вопрос, который надо было немедленно разрешить; но
не только разрешить его нельзя было, а даже и вопроса-то бедная Лизавета Прокофьевна
не могла поставить пред собой в
полной ясности, как ни билась.