Неточные совпадения
Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще
отвечать на все
вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных
вопросов.
Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда
на вопрос: «что же, вылечили?» — белокурый
отвечал, что «нет, не вылечили».
— В этом лице… страдания много… — проговорил князь, как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не
на вопрос отвечая.
Варвара Ардалионовна обращалась с ним дружески, но
на иные
вопросы его
отвечать еще медлила, даже их не любила...
— Я не выпытываю чего-нибудь о Гавриле Ардалионовиче, вас расспрашивая, — заметила Нина Александровна, — вы не должны ошибаться
на этот счет. Если есть что-нибудь, в чем он не может признаться мне сам, того я и сама не хочу разузнавать мимо него. Я к тому, собственно, что давеча Ганя при вас, и потом когда вы ушли,
на вопрос мой о вас,
отвечал мне: «Он всё знает, церемониться нечего!» Что же это значит? То есть я хотела бы знать, в какой мере…
— Я не делал вам признаний, —
ответил князь, покраснев, — я только
ответил на ваш
вопрос.
На вопрос, который час, служанка
ответила, что уже половина одиннадцатого.
Все засмеялись. Князю пришло
на ум, что Лебедев и действительно, может быть, жмется и кривляется потому только, что, предчувствуя его
вопросы, не знает, как
на них
ответить, и выгадывает время.
На вопрос ее об имени, —
вопрос, которому она как бы с намерением придала оттенок таинственности, — князь сначала было не хотел
ответить; но тотчас же воротился и настойчиво попросил передать его имя Настасье Филипповне.
— Я не знаю ваших мыслей, Лизавета Прокофьевна. Вижу только, что письмо это вам очень не нравится. Согласитесь, что я мог бы отказаться
отвечать на такой
вопрос; но чтобы показать вам, что я не боюсь за письмо и не сожалею, что написал, и отнюдь не краснею за него (князь покраснел еще чуть не вдвое более), я вам прочту это письмо, потому что, кажется, помню его наизусть.
— Мне очень тяжело
отвечать вам
на эти
вопросы, Лизавета Прокофьевна.
Приятель Евгения Павловича сделал один
вопрос, но князь, кажется,
на него не
ответил или до того странно промямлил что-то про себя, что офицер посмотрел
на него очень пристально, взглянул потом
на Евгения Павловича, тотчас понял, для чего тот выдумал это знакомство, чуть-чуть усмехнулся и обратился опять к Аглае.
— А вы и не подозреваете, милый князь, — продолжал усмехаться Евгений Павлович, не
отвечая на прямой
вопрос, — вы не подозреваете, что я просто пришел вас надуть и мимоходом от вас что-нибудь выпытать, а?
Минутами бывал весел, но чаще задумывался, сам, впрочем, не зная о чем именно; вдруг начинал о чем-то рассказывать, — о Епанчиных, о князе, о Лебедеве, — и вдруг обрывал и переставал совсем говорить, а
на дальнейшие
вопросы отвечал только тупою улыбкой, впрочем, даже и не замечая, что его спрашивают, а он улыбается.
На этот быстрый
вопрос я так же быстро
ответил: «Русское сердце в состоянии даже в самом враге своего отечества отличить великого человека!» То есть, собственно, не помню, буквально ли я так выразился… я был ребенок… но смысл наверно был тот!
Когда же вечером, в девять часов, князь явился в гостиную Епанчиных, уже наполненную гостями, Лизавета Прокофьевна тотчас же начала расспрашивать его о больном, с участием и подробно, и с важностью
ответила Белоконской
на ее
вопрос: «Кто таков больной и кто такая Нина Александровна?» Князю это очень понравилось.
Сначала князь не хотел
отвечать на некоторые особенные его
вопросы и только улыбался
на советы «бежать даже хоть за границу; русские священники есть везде, и там обвенчаться можно».
— Не знаю, хотел или нет… — сухо
ответил Рогожин, как бы даже несколько подивившись
на вопрос и не уразумевая его.
Ни у кого не спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно
отвечая на вопросы своих друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.