Неточные совпадения
— Князь Лев Николаевич Мышкин, — отвечал
тот с
полною и немедленною готовностью.
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне
полную свободу решенья до
тех самых пор, пока не решит сама дела, да и тогда все еще мое слово за мной…
Эта новая женщина объявляла, что ей в
полном смысле все равно будет, если он сейчас же и на ком угодно женится, но что она приехала не позволить ему этот брак, и не позволить по злости, единственно потому, что ей так хочется, и что, следственно, так и быть должно, — «ну хоть для
того, чтобы мне только посмеяться над тобой вволю, потому что теперь и я наконец смеяться хочу».
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей,
то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут один только неопределенный мрак,
полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви и в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею тоской, одним словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.
— Это ровно за минуту до смерти, — с
полною готовностию начал князь, увлекаясь воспоминанием и, по-видимому, тотчас же забыв о всем остальном, —
тот самый момент, когда он поднялся на лесенку и только что ступил на эшафот.
Князь быстро повернулся и посмотрел на обоих. В лице Гани было настоящее отчаяние; казалось, он выговорил эти слова как-то не думая, сломя голову. Аглая смотрела на него несколько секунд совершенно с
тем же самым спокойным удивлением, как давеча на князя, и, казалось, это спокойное удивление ее, это недоумение, как бы от
полного непонимания
того, что ей говорят, было в эту минуту для Гани ужаснее самого сильнейшего презрения.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на
полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в
то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
Но хоть и грубо, а все-таки бывало и едко, а иногда даже очень, и это-то, кажется, и нравилось Настасье Филипповне. Желающим непременно бывать у нее оставалось решиться переносить Фердыщенка. Он, может быть, и
полную правду угадал, предположив, что его с
того и начали принимать, что он с первого разу стал своим присутствием невозможен для Тоцкого. Ганя, с своей стороны, вынес от него целую бесконечность мучений, и в этом отношении Фердыщенко сумел очень пригодиться Настасье Филипповне.
Князь, может быть, и ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но был ослеплен и поражен до
того, что не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием. В этот вечер она была в
полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к гостям. Перед самым входом в гостиную князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
Я отдаю ему в
полную собственность, в вознаграждение… ну, там, чего бы
то ни было!
В одной одежде была
полная перемена: всё платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в платье был недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда шьют добросовестные, но не очень талантливые портные) и, сверх
того, на человека, нисколько этим не интересующегося, так что при внимательном взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и нашел бы чему улыбнуться.
Ни малейшей иронии, ни малейшей рефлексии не выражалось в лице его; напротив,
полное, тупое упоение собственным правом и в
то же время нечто доходившее до странной и беспрерывной потребности быть и чувствовать себя постоянно обиженным.
Тем не менее я имею
полное право, по самым точным данным, утверждать, что господину Бурдовскому хотя, конечно, и была слишком хорошо известна эпоха его рождения, но совершенно не было известно обстоятельство этого пребывания Павлищева за границей, где господин Павлищев провел большую часть жизни, возвращаясь в Россию всегда на малые сроки.
— Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых, из особенного уважения к французскому архиепископу Бурдалу (у Лебедева до трех часов откупоривали), а во-вторых, и главное (и вот всеми крестами крещусь, что говорю правду истинную!), потому остался, что хотел, так сказать, сообщив вам мою
полную, сердечную исповедь,
тем самым способствовать собственному развитию; с этою мыслию и заснул в четвертом часу, обливаясь слезами.
Верите ли вы теперь благороднейшему лицу: в
тот самый момент, как я засыпал, искренно
полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это помню!), пришла мне одна адская мысль: «А что, не занять ли у него в конце концов, после исповеди-то, денег?» Таким образом, я исповедь приготовил, так сказать, как бы какой-нибудь «фенезерф под слезами», с
тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали.
У меня вино есть, выпьем вина, пожелай мне
того, чего я и сам не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я тебе твоего счастья
полного пожелаю.
Между нами был такой контраст, который не мог не сказаться нам обоим, особенно мне: я был человек, уже сосчитавший дни свои, а он — живущий самою
полною, непосредственною жизнью, настоящею минутой, без всякой заботы о «последних» выводах, цифрах или о чем бы
то ни было, не касающемся
того, на чем… на чем… ну хоть на чем он помешан; пусть простит мне это выражение господин Рогожин, пожалуй, хоть как плохому литератору, не умевшему выразить свою мысль.
— Никогда и никуда не ходила; всё дома сидела, закупоренная как в бутылке, и из бутылки прямо и замуж пойду; что вы опять усмехаетесь? Я замечаю, что вы тоже, кажется, надо мной смеетесь и их сторону держите, — прибавила она, грозно нахмурившись, — не сердите меня, я и без
того не знаю, что со мной делается… я убеждена, что вы пришли сюда в
полной уверенности, что я в вас влюблена и позвала вас на свидание, — отрезала она раздражительно.
Но в комнате было очень темно; летние «белые» петербургские ночи начинали темнеть, и если бы не
полная луна,
то в темных комнатах Рогожина, с опущенными сторами, трудно было бы что-нибудь разглядеть.
По крайней мере, когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди,
то они застали убийцу в
полном беспамятстве и горячке.
Неточные совпадения
С козою с барабанщицей // И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А
то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Имею повеление объехать здешний округ; а притом, из собственного подвига сердца моего, не оставляю замечать
тех злонравных невежд, которые, имея над людьми своими
полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно.
Все изменилось с этих пор в Глупове. Бригадир, в
полном мундире, каждое утро бегал по лавкам и все тащил, все тащил. Даже Аленка начала походя тащить, и вдруг ни с
того ни с сего стала требовать, чтоб ее признавали не за ямщичиху, а за поповскую дочь.
Стало быть, все дело заключалось в недоразумении, и это оказывается
тем достовернее, что глуповцы даже и до сего дня не могут разъяснить значение слова"академия", хотя его-то именно и напечатал Бородавкин крупным шрифтом (см. в
полном собрании прокламаций № 1089).
Что происходит в
тех слоях пучины, которые следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого дна? пребывают ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с
полною достоверностью определить это невозможно, так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к
тому, что уходит далеко вглубь.