Неточные совпадения
— Мне это вовсе не понравилось, и я
после того немного болен был, но признаюсь, что смотрел
как прикованный, глаз оторвать не мог.
— Ну, еще бы! Вам-то
после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе
как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему.
То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.
— Перестать? Рассчитывать? Одному? Но с
какой же стати, когда для меня это составляет капитальнейшее предприятие, от которого так много зависит в судьбе всего моего семейства? Но, молодой друг мой, вы плохо знаете Иволгина. Кто говорит «Иволгин»,
тот говорит «стена»: надейся на Иволгина
как на стену, вот
как говорили еще в эскадроне, с которого начал я службу. Мне вот только по дороге на минутку зайти в один дом, где отдыхает душа моя, вот уже несколько лет,
после тревог и испытаний…
— Да уж одно
то заманчиво,
как тут будет лгать человек. Тебе же, Ганечка, особенно опасаться нечего, что солжешь, потому что самый скверный поступок твой и без
того всем известен. Да вы подумайте только, господа, — воскликнул вдруг в каком-то вдохновении Фердыщенко, — подумайте только,
какими глазами мы потом друг на друга будем глядеть, завтра например,
после рассказов-то!
Все заметили, что
после своего недавнего припадочного смеха она вдруг стала даже угрюма, брюзглива и раздражительна;
тем не менее упрямо и деспотично стояла на своей невозможной прихоти. Афанасий Иванович страдал ужасно. Бесил его и Иван Федорович: он сидел за шампанским
как ни в чем не бывало и даже, может быть, рассчитывал рассказать что-нибудь, в свою очередь.
— Разве она с офицером, с Земтюжниковым, в Москве меня не срамила? Наверно знаю, что срамила, и уж
после того,
как венцу сама назначила срок.
Ну,
как вам это покажется, ведь поверить невозможно
после всего
того, что уже натворили!
Верите ли вы теперь благороднейшему лицу: в
тот самый момент,
как я засыпал, искренно полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это помню!), пришла мне одна адская мысль: «А что, не занять ли у него в конце концов,
после исповеди-то, денег?» Таким образом, я исповедь приготовил, так сказать,
как бы какой-нибудь «фенезерф под слезами», с
тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали.
О,
как он боялся взглянуть в
ту сторону, в
тот угол, откуда пристально смотрели на него два знакомые черные глаза, и в
то же самое время
как замирал он от счастия, что сидит здесь опять между ними, услышит знакомый голос —
после того, что она ему написала.
Полиция подоспела ровно пять секунд спустя
после того,
как скрылись последние действующие лица.
Если б он догадался или успел взглянуть налево, когда сидел на стуле,
после того,
как его оттолкнули,
то увидел бы Аглаю, шагах в двадцати от него, остановившуюся глядеть на скандальную сцену и не слушавшую призывов матери и сестер, отошедших уже далее.
— Это я сам вчера написал, сейчас
после того,
как дал вам слово, что приеду к вам жить, князь. Я писал это вчера весь день, потом ночь и кончил сегодня утром; ночью под утро я видел сон…
На столе горел такой же железный ночник с сальною свечкой,
как и в
той комнате, а на кровати пищал крошечный ребенок, всего, может быть, трехнедельный, судя по крику; его «переменяла»,
то есть перепеленывала, больная и бледная женщина, кажется, молодая, в сильном неглиже и, может быть, только что начинавшая вставать
после родов; но ребенок не унимался и кричал, в ожидании тощей груди.
Правда, это лицо человека, только что снятого со креста,
то есть сохранившее в себе очень много живого, теплого; ничего еще не успело закостенеть, так что на лице умершего даже проглядывает страдание,
как будто бы еще и теперь им ощущаемое (это очень хорошо схвачено артистом); но зато лицо не пощажено нисколько; тут одна природа, и воистину таков и должен быть труп человека, кто бы он ни был,
после таких мук.
— Нет-с, позвольте-с, многоуважаемый князь, — с яростию ухватился Лебедев, — так
как вы сами изволите видеть, что это не шутка и так
как половина ваших гостей по крайней мере
того же мнения и уверены, что теперь,
после произнесенных здесь слов, он уж непременно должен застрелиться из чести,
то я хозяин-с и при свидетелях объявляю, что приглашаю вас способствовать!
Вот что, князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы с ним шли к этому Вилкину,
после того,
как уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг начал мне намекать
то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые вопросы, и вследствие
того убедился вполне, что всё это известие единственно одно вдохновение его превосходительства…
Совсем даже напротив: Варвара Ардалионовна вышла замуж
после того,
как уверилась основательно, что будущий муж ее человек скромный, приятный, почти образованный и большой подлости ни за что никогда не сделает.
(Поездка Лизаветы Прокофьевны происходила на другое же утро
после того,
как князь, накануне, приходил в первом часу, вместо десятого.)
— Вам, вам! Вам и приношу-с, — с жаром подхватил Лебедев, — теперь опять ваш, весь ваш с головы до сердца, слуга-с,
после мимолетной измены-с! Казните сердце, пощадите бороду,
как сказал Томас Морус… в Англии и в Великобритании-с. Меа culpa, mea culpa, [Согрешил, согрешил (лат.).]
как говорит Римская папа…
то есть: он Римский папа, а я его называю «Римская папа».
Встал он довольно поздно и тотчас же ясно припомнил вчерашний вечер; хоть и не совсем отчетливо, но все-таки припомнил и
то,
как через полчаса
после припадка его довели домой.
— Я хотела от вас узнать, — твердо и раздельно произнесла она, — по
какому праву вы вмешиваетесь в его чувства ко мне? По
какому праву вы осмелились ко мне писать письма? По
какому праву вы заявляете поминутно ему и мне, что вы его любите,
после того,
как сами же его кинули и от него с такою обидой и… позором убежали?
Нам известно также, что час спустя
после того,
как Аглая Ивановна выбежала от Настасьи Филипповны, а может, даже и раньше часу, князь уже был у Епанчиных, конечно, в уверенности найти там Аглаю, и что появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и страх в доме, потому что Аглая домой еще не возвратилась и от него только в первый раз и услышали, что она уходила с ним к Настасье Филипповне.
Но кроме
того, стала известна и еще одна странная черта его характера; и так
как эта черта хорошая,
то мы и поспешим ее обозначить:
после каждого посещения Шнейдерова заведения Евгений Павлович, кроме Коли, посылает и еще одно письмо одному лицу в Петербург, с самым подробнейшим и симпатичным изложением состояния болезни князя в настоящий момент.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело
после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Как только имел я удовольствие выйти от вас
после того,
как вы изволили смутиться полученным письмом, да-с, — так я тогда же забежал… уж, пожалуйста, не перебивайте, Петр Иванович!
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой,
как с сущею сироткой.
После отца осталась она младенцем.
Тому с полгода,
как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Был,
после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на
то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так
как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за
какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу,
тем более что она действовала невидимыми подземными путями.
После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать,
как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.