Неточные совпадения
— Помню, помню, конечно, и буду. Еще бы,
день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя, я уж, так и быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу и мне она обещала, что сегодня у себя вечером скажет последнее
слово: быть или не быть! Так смотри же, знай.
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне полную свободу решенья до тех самых пор, пока не решит сама
дела, да и тогда все еще мое
слово за мной…
— Еще бы ты-то отказывался! — с досадой проговорил генерал, не желая даже и сдерживать досады. — Тут, брат,
дело уж не в том, что ты не отказываешься, а
дело в твоей готовности, в удовольствии, в радости, с которою примешь ее
слова… Что у тебя дома делается?
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие
дела не совались. И, однако, до сих пор всё тем только у нас в доме и держится, что последнего
слова еще не сказано, а гроза грянет. Если сегодня скажется последнее
слово, стало быть, и все скажется.
Тоцкий до того было уже струсил, что даже и Епанчину перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый человек, решительно вновь ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала, наконец,
слово обоим друзьям, что вечером, в
день своего рождения, скажет последнее
слово.
Мать в то время уж очень больна была и почти умирала; чрез два месяца она и в самом
деле померла; она знала, что она умирает, но все-таки с дочерью помириться не подумала до самой смерти, даже не говорила с ней ни
слова, гнала спать в сени, даже почти не кормила.
Мари каждый
день обмывала ей ноги и ходила за ней; она принимала все ее услуги молча и ни одного
слова не сказала ей ласково.
— Я хочу ему два
слова сказать — и довольно! — быстро отрезала генеральша, останавливая возражение. Она была видимо раздражена. — У нас, видите ли, князь, здесь теперь всё секреты. Всё секреты! Так требуется, этикет какой-то, глупо. И это в таком
деле, в котором требуется наиболее откровенности, ясности, честности. Начинаются браки, не нравятся мне эти браки…
— Два
слова, князь, я и забыл вам сказать за этими…
делами. Некоторая просьба: сделайте одолжение, — если только вам это не в большую натугу будет, — не болтайте ни здесь, о том, что у меня с Аглаей сейчас было, ни там, о том, что вы здесь найдете; потому что и здесь тоже безобразия довольно. К черту, впрочем… Хоть сегодня-то по крайней мере удержитесь.
— Но… вспомните, Настасья Филипповна, — запинаясь, пробормотал Тоцкий, — вы дали обещание… вполне добровольное, и могли бы отчасти и пощадить… Я затрудняюсь и… конечно, смущен, но… Одним
словом, теперь, в такую минуту, и при… при людях, и всё это так… кончить таким пети-жё
дело серьезное,
дело чести и сердца… от которого зависит…
— Знаете, Афанасий Иванович, это, как говорят, у японцев в этом роде бывает, — говорил Иван Петрович Птицын, — обиженный там будто бы идет к обидчику и говорит ему: «Ты меня обидел, за это я пришел распороть в твоих глазах свой живот», и с этими
словами действительно распарывает в глазах обидчика свой живот и чувствует, должно быть, чрезвычайное удовлетворение, точно и в самом
деле отмстил. Странные бывают на свете характеры, Афанасий Иванович!
Дело в том, что всего две недели назад он получил под рукой одно известие, хоть и короткое и потому не совсем ясное, но зато верное, о том, что Настасья Филипповна, сначала пропавшая в Москве, разысканная потом в Москве же Рогожиным, потом опять куда-то пропавшая и опять им разысканная, дала наконец ему почти верное
слово выйти за него замуж.
А в другой раз и в самом
деле нахмурится, насупится,
слова не выговорит; я вот этого-то и боюсь.
Или в самом
деле было что-то такое в Рогожине, то есть в целом сегодняшнем образе этого человека, во всей совокупности его
слов, движений, поступков, взглядов, что могло оправдывать ужасные предчувствия князя и возмущающие нашептывания его демона?
На другой
день она прождала целое утро; ждали к обеду, к вечеру, и когда уже совершенно смерклось, Лизавета Прокофьевна рассердилась на всё и перессорилась со всеми, разумеется, в мотивах ссоры ни
слова не упоминая о князе.
Ни
слова о нем не было упомянуто и во весь третий
день.
В одно прекрасное утро является к нему один посетитель, с спокойным и строгим лицом, с вежливою, но достойною и справедливою речью, одетый скромно и благородно, с видимым прогрессивным оттенком в мысли, и в двух
словах объясняет причину своего визита: он — известный адвокат; ему поручено одно
дело одним молодым человеком; он является от его имени.
Если да, то есть, другими
словами, если в вас есть то, что вы называете на языке вашем честью и совестью и что мы точнее обозначаем названием здравого смысла, то удовлетворите нас, и
дело с концом.
После
слов племянника Лебедева последовало некоторое всеобщее движение, и поднялся даже ропот, хотя во всем обществе все видимо избегали вмешиваться в
дело, кроме разве одного только Лебедева, бывшего точно в лихорадке. (Странное
дело: Лебедев, очевидно, стоявший за князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной гордости после речи своего племянника; по крайней мере с некоторым особенным видом довольства оглядел всю публику.)
И что это в самом
деле, господа: ни одного-то
слова нельзя сказать искренно, тотчас же вы обижаетесь!
Но во всяком случае мне всего удивительнее и даже огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически, что вы, молодой человек, и того даже не умели понять, что Лизавета Прокофьевна теперь осталась с вами, потому что вы больны, — если вы только в самом
деле умираете, — так сказать, из сострадания, из-за ваших жалких
слов, сударь, и что никакая грязь ни в каком случае не может пристать к ее имени, качествам и значению…
Одним
словом, в конце третьего
дня приключение с эксцентрическою дамой, разговаривавшею из своей коляски с Евгением Павловичем, приняло в уме его устрашающие и загадочные размеры.
О
деле с «сыном Павлищева» Ганечка тоже не упомянул ни
слова, может быть, от ложной скромности, может быть, «щадя чувства князя», но князь все-таки еще раз поблагодарил его за старательное окончание
дела.
— Ну, вот вам, одному только вам, объявлю истину, потому что вы проницаете человека: и
слова, и
дело, и ложь, и правда — всё у меня вместе и совершенно искренно. Правда и
дело состоят у меня в истинном раскаянии, верьте, не верьте, вот поклянусь, а
слова и ложь состоят в адской (и всегда присущей) мысли, как бы и тут уловить человека, как бы и чрез слезы раскаяния выиграть! Ей-богу, так! Другому не сказал бы, — засмеется или плюнет; но вы, князь, вы рассудите по-человечески.
— Я вас целый
день поджидал, чтобы задать вам один вопрос; ответьте хоть раз в жизни правду с первого
слова: участвовали вы сколько-нибудь в этой вчерашней коляске или нет?
Одним
словом,
дело кончилось по обыкновению.
— В одно
слово, если ты про эту. Меня тоже такая же идея посещала отчасти, и я засыпал спокойно. Но теперь я вижу, что тут думают правильнее, и не верю помешательству. Женщина вздорная, положим, но при этом даже тонкая, не только не безумная. Сегодняшняя выходка насчет Капитона Алексеича это слишком доказывает. С ее стороны
дело мошенническое, то есть по крайней мере иезуитское, для особых целей.
Может,
дня три здесь не буду, — одним
словом,
дела мои захромали.
— Это я сам вчера написал, сейчас после того, как дал вам
слово, что приеду к вам жить, князь. Я писал это вчера весь
день, потом ночь и кончил сегодня утром; ночью под утро я видел сон…
Одним
словом, был страшный беспорядок. Мне показалось с первого взгляда, что оба они, и господин, и дама — люди порядочные, но доведенные бедностью до того унизительного состояния, в котором беспорядок одолевает наконец всякую попытку бороться с ним и даже доводит людей до горькой потребности находить в самом беспорядке этом, каждый
день увеличивающемся, какое-то горькое и как будто мстительное ощущение удовольствия.
Он упал наконец в самом
деле без чувств. Его унесли в кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе с дочерью, сыном, Бурдовским и генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание,
разделяя и отчеканивая каждое
слово, в решительном вдохновении...
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый
день; а на другой
день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие
слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все
слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
— Стало быть, я лгу? Это правда; я дала ему
слово, третьего
дня, на этой самой скамейке.
Застав свидание и слыша странные
слова дочери, Лизавета Прокофьевна была ужасно испугана, по многим причинам; но приведя теперь с собой князя, струсила, что начала
дело: «Почему ж Аглая не могла бы встретиться и разговориться с князем в парке, даже, наконец, если б это было и наперед условленное у них свидание?»
— Напрасно вы так свысока, — прервал Ипполит, — я, с своей стороны, еще в первый
день переезда моего сюда дал себе
слово не отказать себе в удовольствии отчеканить вам всё и совершенно откровеннейшим образом, когда мы будем прощаться. Я намерен это исполнить именно теперь, после вас, разумеется.
— Я моложав на вид, — тянул
слова генерал, — но я несколько старее годами, чем кажусь в самом
деле. В двенадцатом году я был лет десяти или одиннадцати. Лет моих я и сам хорошенько не знаю. В формуляре убавлено; я же имел слабость убавлять себе года и сам в продолжение жизни.
Коля с радостию согласился и дал
слово, что доставит, но стал немедленно приставать: «Что означает еж и подобный подарок?» Аглая отвечала ему, что не его
дело.
— Прекрасно сделаете. Вы сейчас сказали «отрапортуюсь больным»; откуда вы берете в самом
деле этакие выражения? Что у вас за охота говорить со мной такими
словами? Дразните вы меня, что ли?
Нина Александровна, видя искренние слезы его, проговорила ему наконец безо всякого упрека и чуть ли даже не с лаской: «Ну, бог с вами, ну, не плачьте, ну, бог вас простит!» Лебедев был до того поражен этими
словами и тоном их, что во весь этот вечер не хотел уже и отходить от Нины Александровны (и во все следующие
дни, до самой смерти генерала, он почти с утра до ночи проводил время в их доме).
«Он каждый
день хотел ехать и всё был отвлечен обстоятельствами… но что теперь он дает себе
слово… непременно… хотя бы в — скую губернию…
— Нет-с, на
словах; и то едва успела. Просит вас очень весь сегодняшний
день ни на одну минуту не отлучаться со двора, вплоть до семи часов повечеру, или даже до девяти, не совсем я тут расслышала.
Он вспомнил уже потом, чрез несколько
дней, что в эти лихорадочные часы почти всё время представлялись ему ее глаза, ее взгляд, слышались ее
слова — странные какие-то
слова, хоть и немного потом осталось у него в памяти после этих лихорадочных и тоскливых часов.
Мы знаем, что у Епанчиных, пока они оставались в Павловске, его не принимали, в свидании с Аглаей Ивановной ему постоянно отказывали; что он уходил, ни
слова не говоря, а на другой же
день шел к ним опять, как бы совершенно позабыв о вчерашнем отказе, и, разумеется, получал новый отказ.
Вообще же мы вполне и в высшей степени сочувствуем некоторым, весьма сильным и даже глубоким по своей психологии
словам Евгения Павловича, которые тот прямо и без церемонии высказал князю, в дружеском разговоре, на шестой или на седьмой
день после события у Настасьи Филипповны.