Неточные совпадения
—
Слушайте, — как бы торопилась Аделаида, — за
вами рассказ о базельской картине, но теперь я хочу слышать о том, как
вы были влюблены; не отпирайтесь,
вы были. К тому же
вы, сейчас как начнете рассказывать, перестаете быть философом.
— Далась же
вам Настасья Филипповна… — пробормотал он, но, не докончив, задумался. Он был в видимой тревоге. Князь напомнил о портрете. —
Послушайте, князь, — сказал вдруг Ганя, как будто внезапная мысль осенила его, — у меня до
вас есть огромная просьба… Но я, право, не знаю…
И
послушайте, милый: я верую, что
вас именно для меня бог привел в Петербург из Швейцарии.
— Да за что же, черт возьми! Что
вы там такое сделали? Чем понравились?
Послушайте, — суетился он изо всех сил (все в нем в эту минуту было как-то разбросано и кипело в беспорядке, так что он и с мыслями собраться не мог), —
послушайте, не можете ли
вы хоть как-нибудь припомнить и сообразить в порядке, о чем
вы именно там говорили, все слова, с самого начала? Не заметили ли
вы чего, не упомните ли?
—
Послушайте, как
вы намерены жить здесь? Я скоро достану себе занятий и буду кое-что добывать, давайте жить, я,
вы и Ипполит, все трое вместе, наймемте квартиру; а генерала будем принимать к себе.
—
Послушайте, Лебедев, — твердо сказал князь, отворачиваясь от молодого человека, — я ведь знаю по опыту, что
вы человек деловой, когда захотите… У меня теперь времени очень мало, и если
вы… Извините, как
вас по имени-отчеству, я забыл?
—
Послушайте, господин Лебедев, правду про
вас говорят, что
вы Апокалипсис толкуете? — спросила Аглая.
— Сын Павлищева! Сын Павлищева! Не стоит, не стоит! — махал руками Лебедев. — Их и
слушать не стоит-с; и беспокоить
вам себя, сиятельнейший князь, для них неприлично. Вот-с. Не стоят они того…
—
Послушайте, Келлер, я бы на вашем месте лучше не признавался в этом без особой нужды, — начал было князь, — а впрочем, ведь
вы, может быть, нарочно на себя наговариваете?
—
Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых, из особенного уважения к французскому архиепископу Бурдалу (у Лебедева до трех часов откупоривали), а во-вторых, и главное (и вот всеми крестами крещусь, что говорю правду истинную!), потому остался, что хотел, так сказать, сообщив
вам мою полную, сердечную исповедь, тем самым способствовать собственному развитию; с этою мыслию и заснул в четвертом часу, обливаясь слезами.
— Ну как про это не знать! Ах да,
послушайте: если бы
вас кто-нибудь вызвал на дуэль, что бы
вы сделали? Я еще давеча хотела спросить.
— Ну, так, значит, и не умеете, потому что тут нужна практика!
Слушайте же и заучите: во-первых, купите хорошего пистолетного пороху, не мокрого (говорят, надо не мокрого, а очень сухого), какого-то мелкого,
вы уже такого спросите, а не такого, которым из пушек палят. Пулю, говорят, сами как-то отливают. У
вас пистолеты есть?
— Господа, это… это
вы увидите сейчас что такое, — прибавил для чего-то Ипполит и вдруг начал чтение: «Необходимое объяснение». Эпиграф: «Après moi le déluge» [«После меня хоть потоп» (фр.).]… Фу, черт возьми! — вскрикнул он, точно обжегшись, — неужели я мог серьезно поставить такой глупый эпиграф?..
Послушайте, господа!.. уверяю
вас, что всё это в конце концов, может быть, ужаснейшие пустяки! Тут только некоторые мои мысли… Если
вы думаете, что тут… что-нибудь таинственное или… запрещенное… одним словом…
—
Вы сейчас, господа, всё это узнаете, я… я…
слушайте…
—
Послушайте, господин Терентьев, — сказал вдруг Птицын, простившись с князем и протягивая руку Ипполиту, —
вы, кажется, в своей тетрадке говорите про ваш скелет и завещаете его Академии? Это
вы про ваш скелет, собственный ваш, то есть ваши кости завещаете?
—
Слушайте же, — начала она опять, — я долго ждала
вас, чтобы
вам всё это рассказать, с тех самых пор ждала, как
вы мне то письмо оттуда написали и даже раньше…
— И я рада, потому что я заметила, как над ней иногда… смеются. Но
слушайте главное: я долго думала и наконец
вас выбрала. Я не хочу, чтобы надо мной дома смеялись, я не хочу, чтобы меня считали за маленькую дуру; я не хочу, чтобы меня дразнили… Я это всё сразу поняла и наотрез отказала Евгению Павлычу, потому что я не хочу, чтобы меня беспрерывно выдавали замуж! Я хочу… я хочу… ну, я хочу бежать из дому, а
вас выбрала, чтобы
вы мне способствовали.
—
Послушайте, Лебедев, — смутился князь окончательно, —
послушайте, действуйте тихо! Не делайте шуму! Я
вас прошу, Лебедев, я
вас умоляю… В таком случае клянусь, я буду содействовать, но чтобы никто не знал; чтобы никто не знал!
— А если так, то позвольте мне сесть, — прибавил Ипполит, преспокойно усаживаясь на стуле, на котором сидел генерал, — я ведь все-таки болен; ну, теперь готов
вас слушать, тем более что это последний наш разговор и даже, может быть, последняя встреча.
— Можно, и я
вас слушаю; я очень рад, — бормотал князь.
—
Послушайте, Аглая, — сказал князь, — мне кажется,
вы за меня очень боитесь, чтоб я завтра не срезался… в этом обществе?
—
Слушайте, раз навсегда, — не вытерпела наконец Аглая, — если
вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что «мир спасет красота», то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю
вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!
Неточные совпадения
Городничий. Ну,
слушайте же, Степан Ильич! Чиновник-то из Петербурга приехал. Как
вы там распорядились?
Послушайте ж,
вы сделайте вот что: квартальный Пуговицын… он высокого роста, так пусть стоит для благоустройства на мосту.
Городничий (тихо, Добчинскому).
Слушайте:
вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли
вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к
вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он
вас по почте не отправил куды-нибудь подальше.
Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот
вы, Аммос Федорович, первый и начните.