Неточные совпадения
Да если и
пошел, так потому, что думал: «Всё равно, живой не вернусь!» А обиднее всего мне
то показалось, что этот бестия Залёжев всё на себя присвоил.
Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да
пошел потом по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на улице и провалялся, ан к утру горячка, а
тем временем за ночь еще собаки обгрызли.
— Я посетителя такого, как вы, без секретаря доложить не могу, а к
тому же и сами, особливо давеча, заказали их не тревожить ни для кого, пока там полковник, а Гаврила Ардалионыч без доклада
идет.
Ну, вот, это простой, обыкновенный и чистейший английский шрифт: дальше уж изящество не может
идти, тут все прелесть, бисер, жемчуг; это законченно; но вот и вариация, и опять французская, я ее у одного французского путешествующего комми заимствовал:
тот же английский шрифт, но черная; линия капельку почернее и потолще, чем в английском, ан — пропорция света и нарушена; и заметьте тоже: овал изменен, капельку круглее и вдобавок позволен росчерк, а росчерк — это наиопаснейшая вещь!
Правда, характер весьма часто не слушался и не подчинялся решениям благоразумия; Лизавета Прокофьевна становилась с каждым годом всё капризнее и нетерпеливее, стала даже какая-то чудачка, но так как под рукой все-таки оставался весьма покорный и приученный муж,
то излишнее и накопившееся изливалось обыкновенно на его голову, а затем гармония в семействе восстановлялась опять, и всё
шло как не надо лучше.
Кончилось
тем, что про Настасью Филипповну установилась странная
слава: о красоте ее знали все, но и только; никто не мог ничем похвалиться, никто не мог ничего рассказать.
Вот почему ему ужасно не хотелось в
то утро, с которого мы начали рассказ,
идти завтракать в недра семейства.
Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если
пойти все прямо,
идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за
ту самую, где небо с землей встречается,
то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы, шум, гром, жизнь…
Мне это очень не хочется, особенно так, вдруг, как вы, с первого раза; и так как мы теперь стоим на перекрестке,
то не лучше ли нам разойтись: вы
пойдете направо к себе, а я налево.
— Тебя еще сечь можно, Коля, до
того ты еще глуп. За всем, что потребуется, можете обращаться к Матрене; обедают в половине пятого. Можете обедать вместе с нами, можете и у себя в комнате, как вам угодно.
Пойдем, Коля, не мешай им.
То есть отданное и Ардалиону Александровичу все равно для вас в счет бы
пошло, но я единственно для аккуратности вас прошу…
— А, опять она! — вскричал Ганя, насмешливо и ненавистно смотря на сестру. — Маменька! клянусь вам в
том опять, в чем уже вам давал слово: никто и никогда не осмелится вам манкировать, пока я тут, пока я жив. О ком бы ни
шла речь, а я настою на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…
Князь хотел было что-то сказать, но до
того потерялся, что ничего не выговорил и с шубой, которую поднял с полу,
пошел в гостиную.
Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и князь… Он до
того забылся, что едва разглядел, как целая рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала его в дверях, наскоро выбираясь из квартиры вслед за Рогожиным. Все громко, в голос, толковали о чем-то. Сам Рогожин
шел с Птицыным и настойчиво твердил о чем-то важном и, по-видимому, неотлагательном.
— В
том, что Настасья Филипповна непременно
пойдет за вас и что всё это уже кончено, а во-вторых, если бы даже и вышла, что семьдесят пять тысяч вам так и достанутся прямо в карман. Впрочем, я, конечно, тут многого не знаю.
Дело
шло беспрерывно о
том, что чрез дурное поведение всех членов его семейства всё рушилось, и что этому пора наконец положить предел.
Одним словом, чем дальше время
идет,
тем больше думается.
Компания Рогожина была почти в
том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка, в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого
шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал в свое время просителям».
— На улицу
пойду, Катя, ты слышала, там мне и место, а не
то в прачки! Довольно с Афанасием Ивановичем! Кланяйтесь ему от меня, а меня не поминайте лихом…
Но что хуже всего, так это
то, что я знал про него, что он мерзавец, негодяй и воришка, и все-таки сел с ним играть, и что, доигрывая последний рубль (мы в палки играли), я про себя думал: проиграю, к дяде Лукьяну
пойду, поклонюсь, не откажет.
Был уже двенадцатый час. Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и
то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до
того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра, князь решился
идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
Для меня всего чуднее
то, как она может опять
идти за тебя?
— В воду или под нож! — проговорил
тот наконец. — Хе! Да потому-то и
идет за меня, что наверно за мной нож ожидает! Да неужто уж ты и впрямь, князь, до сих пор не спохватился, в чем тут всё дело?
То мне кричит: «За тебя как в воду
иду.
Пошли чрез
те же комнаты, по которым уже князь проходил; Рогожин
шел немного впереди, князь за ним.
Итак, если он
шел теперь,
то, уж конечно, не за
тем, чтоб ее видеть.
Но для него уж слишком было довольно
того, что он
пошел и знал куда
идет: минуту спустя он опять уже
шел, почти не замечая своей дороги.
Но ведь он и
пошел же из Летнего сада единственно с
тем, чтоб их увидать!
Этот демон шепнул ему в Летнем саду, когда он сидел, забывшись, под липой, что если Рогожину так надо было следить за ним с самого утра и ловить его на каждом шагу,
то, узнав, что он не поедет в Павловск (что уже, конечно, было роковым для Рогожина сведением), Рогожин непременно
пойдет туда, к
тому дому, на Петербургской, и будет непременно сторожить там его, князя, давшего ему еще утром честное слово, что «не увидит ее», и что «не затем он в Петербург приехал».
Но
те же самые предосторожности, как относительно князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить князя, он не пускал к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они
идут на террасу, где находился князь, несмотря на все просьбы князя не отгонять никого.
— Тотчас же
послать купить в город, Федора иль Алексея, с первым поездом, — лучше Алексея. Аглая, поди сюда! Поцелуй меня, ты прекрасно прочла, но — если ты искренно прочла, — прибавила она почти шепотом, —
то я о тебе жалею; если ты в насмешку ему прочла,
то я твои чувства не одобряю, так что во всяком случае лучше бы было и совсем не читать. Понимаешь? Ступай, сударыня, я еще с тобой поговорю, а мы тут засиделись.
Это, собственно, некоторое последствие нигилизма, но не прямым путем, а понаслышке и косвенно, и не в статейке какой-нибудь журнальной заявляют себя, а уж прямо на деле-с; не о бессмысленности, например, какого-нибудь там Пушкина дело
идет, и не насчет, например, необходимости распадения на части России; нет-с, а теперь уже считается прямо за право, что если очень чего-нибудь захочется,
то уж ни пред какими преградами не останавливаться, хотя бы пришлось укокошить при этом восемь персон-с.
Всё
то, что
пошло на меня, по справедливости должно было
пойти на него.
Но по крайней мере уж слишком низко и бесстыдно (отпрыск забыл, что и не расчетливо) будет с моей стороны, если я не возвращу теперь
тех десятков тысяч, которые
пошли на мой идиотизм от П., его сыну.
Лизавета Прокофьевна! — заключил раскрасневшийся генерал, — если хочешь
идти,
то простимся с нашим добрым князем и…
— Да, Терентьев, благодарю вас, князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас спросить, господин Терентьев, правду ли я слышал, что вы
того мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами
пойдет?
Она с негодованием стала оправлять свою мантилью, выжидая, когда «
те» отправятся. К «
тем» в эту минуту подкатили извозчичьи дрожки, за которыми еще четверть часа назад Докторенко распорядился
послать сына Лебедева, гимназиста. Генерал тотчас же вслед за супругой ввернул и свое словцо...
Правда, когда он
шел в воксал,
то, кажется, и не знал совсем, что
идет сюда, — в таком он был состоянии.
— А, Лев Николаич, ты… Куда теперь? — спросил он, несмотря на
то что Лев Николаевич и не думал двигаться с места. — Пойдем-ка, я тебе словцо скажу.
Преступник кончает
тем, что
идет и доносит на себя духовенству и предает себя в руки правительству.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я
пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии,
то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
Если же не выдаст оружия,
то я немедленно, сейчас же беру его за руки, я за одну, генерал за другую, и сей же час
пошлю известить полицию, и тогда уже дело перейдет на рассмотрение полиции-с.
Поднялся шум; Лебедев горячился и выходил уже из меры; Фердыщенко приготовлялся
идти в полицию; Ганя неистово настаивал на
том, что никто не застрелится. Евгений Павлович молчал.
Она спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень к ней
шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение князя, что Ипполит застрелился для
того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
— Никогда и никуда не ходила; всё дома сидела, закупоренная как в бутылке, и из бутылки прямо и замуж
пойду; что вы опять усмехаетесь? Я замечаю, что вы тоже, кажется, надо мной смеетесь и их сторону держите, — прибавила она, грозно нахмурившись, — не сердите меня, я и без
того не знаю, что со мной делается… я убеждена, что вы пришли сюда в полной уверенности, что я в вас влюблена и позвала вас на свидание, — отрезала она раздражительно.
— Я не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь хочу. Но я знаю наверно, что она со мной погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее видеть сегодня в семь часов; я, может быть, не
пойду теперь. В своей гордости она никогда не простит мне любви моей, — и мы оба погибнем! Это неестественно, но тут всё неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть такая любовь, после
того, что я уже вытерпел! Нет, тут другое, а не любовь!
—
То правда, что я за Гаврилу Ардалионовича замуж
иду! Что я Гаврилу Ардалионовича люблю и бегу с ним завтра же из дому! — набросилась на нее Аглая. — Слышали вы? Удовлетворено ваше любопытство? Довольны вы этим?
Я
шел узнать про больного…» Я отрапортовал, ну —
то, се.
Когда же, уже поздно, вошел этот Келлер и возвестил о вашем торжественном дне и о распоряжении насчет шампанского,
то я, дорогой и многоуважаемый князь, имея сердце (что вы уже, вероятно, заметили, ибо я заслуживаю), имея сердце, не скажу чувствительное, но благодарное, чем и горжусь, — я, для пущей торжественности изготовляемой встречи и во ожидании лично поздравить вас, вздумал
пойти переменить старую рухлядь мою на снятый мною по возвращении моем вицмундир, что и исполнил, как, вероятно, князь, вы и заметили, видя меня в вицмундире весь вечер.
Вот что, князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы с ним
шли к этому Вилкину, после
того, как уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг начал мне намекать
то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые вопросы, и вследствие
того убедился вполне, что всё это известие единственно одно вдохновение его превосходительства…