— Успокойтесь же, — встал я, захватывая шляпу, — лягте спать, это — первое. А князь Николай Иванович ни за что не откажет, особенно теперь на радостях. Вы знаете тамошнюю-то историю? Неужто нет? Я слышал
дикую вещь, что он женится; это — секрет, но не от вас, разумеется.
И вот в таких-то фантазиях и сказывался его «пунктик». Совсем нелепых,
диких вещей, если их брать отдельно, у него не выходило; но все его мечтания принимали огромные размеры, и всего чаще трудно было догадаться, о чем, собственно, он толкует, тем более что Капитон беспрестанно вплетал воспоминания из полковой жизни по городам и селам, в лагерях, на маневрах, разговаривал вслух с своими товарищами и начальниками, точно будто они стояли тут перед ним.
Улицы в городе увидели — опять все удивились, точно двести тысяч выиграли; городовой на углу стоит (даже еще знакомый) — опять все заахали от изумления и радости! Как будто от двух слов Вильгельма: «война объявлена» все это должно было провалиться в преисподнюю: и котенок, и улица, и городовой; и самый язык человеческий должен был замениться звериным мычанием или непонятным лопотом. Какие
дикие вещи могут представиться человеку, когда он испугался!
Неточные совпадения
— Собственность! — ответил он докторальным тоном, — но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого слова! Собственность — это краеугольный камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность — это объект, в котором человеческая личность находит наиудобнейшее для себя проявление-с. Собственность — это та
вещь, при несуществовании которой человеческое общество рисковало бы превратиться в стадо
диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих определений совершенно достаточно!
Она подошла к статуе курносого поэта и, завесив шторой
дикий огонь глаз, там, внутри, за своими окнами, сказала на этот раз, кажется, совершенно серьезно (может быть, чтобы смягчить меня), сказала очень разумную
вещь:
И в разрушении
вещей веселился древний демон, дух довременного смешения, дряхлый хаос, между тем как
дикие глаза безумного человека отражали ужас, подобный ужасам предсмертных чудовищных мук.
Князь задыхался от ярости. Перед крыльцом и на конюшне наказывали гонцов и других людей, виновных в упуске из рук дерзкого янки, а князь, как
дикий зверь, с пеною у рта и красными глазами метался по своему кабинету. Он рвал на себе волосы, швырял и ломал
вещи, ругался страшными словами.
Затем
вещи начали подносить один уж сторож и два поденщика с
дикими, зверообразными лицами.