Неточные совпадения
Короче, я объяснил ему кратко и ясно, что, кроме него, у меня
в Петербурге нет решительно никого, кого бы я мог послать, ввиду чрезвычайного дела
чести, вместо секунданта; что он старый товарищ и отказаться поэтому даже не имеет и права, а что вызвать я желаю гвардии поручика
князя Сокольского за то, что, год с лишком назад, он,
в Эмсе, дал отцу моему, Версилову, пощечину.
Во-первых, нахалу
князю будет доказано, что есть еще люди, понимающие
честь, и
в нашем сословии, а во-вторых, будет пристыжен Версилов и вынесет урок.
— У Столбеевой. Когда мы
в Луге жили, я у ней по целым дням сиживала; она и маму у себя принимала и к нам даже ходила. А она ни к кому
почти там не ходила. Андрею Петровичу она дальняя родственница, и
князьям Сокольским родственница: она
князю какая-то бабушка.
Предупрежу тоже, что
князь в то же время и ко мне изменился, даже слишком видимо; оставались лишь какие-то мертвые формы первоначальной нашей,
почти горячей, дружбы.
Два слова, чтоб не забыть:
князь жил тогда
в той же квартире, но занимал ее уже
почти всю; хозяйка квартиры, Столбеева, пробыла лишь с месяц и опять куда-то уехала.
— Я не знаю,
в каком смысле вы сказали про масонство, — ответил он, — впрочем, если даже русский
князь отрекается от такой идеи, то, разумеется, еще не наступило ей время. Идея
чести и просвещения, как завет всякого, кто хочет присоединиться к сословию, незамкнутому и обновляемому беспрерывно, — конечно утопия, но почему же невозможная? Если живет эта мысль хотя лишь
в немногих головах, то она еще не погибла, а светит, как огненная точка
в глубокой тьме.
— Развить? — сказал он, — нет, уж лучше не развивать, и к тому же страсть моя — говорить без развития. Право, так. И вот еще странность: случись, что я начну развивать мысль,
в которую верую, и
почти всегда так выходит, что
в конце изложения я сам перестаю веровать
в излагаемое; боюсь подвергнуться и теперь. До свидания, дорогой
князь: у вас я всегда непростительно разболтаюсь.
К
князю я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но
в сумерки получил по городской
почте опять записку от Стебелькова,
в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов
в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
Любопытно то, за кого эти светские франты
почитают друг друга и на каких это основаниях могут они уважать друг друга; ведь этот
князь мог же предположить, что Анна Андреевна уже знает о связи его с Лизой,
в сущности с ее сестрой, а если не знает, то когда-нибудь уж наверно узнает; и вот он «не сомневался
в ее решении»!
В бедной Лизе, с самого ареста
князя, явилась какая-то заносчивая гордость, какое-то недоступное высокомерие,
почти нестерпимое; но всякий
в доме понял истину и то, как она страдала, а если дулся и хмурился вначале я на ее манеру с нами, то единственно по моей мелочной раздражительности,
в десять раз усиленной болезнию, — вот как я думаю об этом теперь.
В первый раз молодой Версилов приезжал с сестрой, с Анной Андреевной, когда я был болен; про это я слишком хорошо помнил, равно и то, что Анна Андреевна уже закинула мне вчера удивительное словечко, что, может быть, старый
князь остановится на моей квартире… но все это было так сбито и так уродливо, что я
почти ничего не мог на этот счет придумать.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой,
князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что
почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека
в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
Но она не могла докончить;
князь пришел
в ужас и
почти задрожал от испуга...
Неточные совпадения
Пчела роилась необыкновенно, так что меду и воску было отправлено
в Византию
почти столько же, сколько при великом
князе Олеге.
14) Микаладзе,
князь, Ксаверий Георгиевич, черкашенин, потомок сладострастной княгини Тамары. Имел обольстительную наружность и был столь охоч до женского пола, что увеличил глуповское народонаселение
почти вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство. Умер
в 1814 году от истощения сил.
Он прошел вдоль
почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили
в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый
князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
У
князя в сакле собралось уже множество народа. У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми
почестями и повели
в кунацкую. Я, однако ж, не позабыл подметить, где поставили наших лошадей, знаете, для непредвидимого случая.
Вы слышали от отцов и дедов,
в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и
князья,
князья русского рода, свои
князья, а не католические недоверки.