Художник изучает лицо и угадывает эту
главную мысль лица, хотя бы в тот момент, в который он списывает, и не было ее вовсе в лице.
Неточные совпадения
И наконец, опять странность: опять он повторял слово в слово мою
мысль (о трех жизнях), которую я высказал давеча Крафту,
главное моими же словами.
— Не знаю; не берусь решать, верны ли эти два стиха иль нет. Должно быть, истина, как и всегда, где-нибудь лежит посредине: то есть в одном случае святая истина, а в другом — ложь. Я только знаю наверно одно: что еще надолго эта
мысль останется одним из самых
главных спорных пунктов между людьми. Во всяком случае, я замечаю, что вам теперь танцевать хочется. Что ж, и потанцуйте: моцион полезен, а на меня как раз сегодня утром ужасно много дела взвалили… да и опоздал же я с вами!
— Узнаешь! — грозно вскричала она и выбежала из комнаты, — только я ее и видел. Я конечно бы погнался за ней, но меня остановила одна
мысль, и не
мысль, а какое-то темное беспокойство: я предчувствовал, что «любовник из бумажки» было в криках ее
главным словом. Конечно, я бы ничего не угадал сам, но я быстро вышел, чтоб, поскорее кончив с Стебельковым, направиться к князю Николаю Ивановичу. «Там — всему ключ!» — подумал я инстинктивно.
В редкие только мгновения человеческое лицо выражает
главную черту свою, свою самую характерную
мысль.
Похвалы его дворянству и слова его: «Je mourrai gentilhomme» [«Я умру дворянином» (франц.).] — нимало меня не смущали: я осмыслил, какой это был gentilhomme; это был тип, отдающий все и становящийся провозвестником всемирного гражданства и
главной русской
мысли «всесоединения идей».
Но
главная радость моя была в одном чрезвычайном ощущении: это была
мысль, что он уже «не любил ее «; в это я уверовал ужасно и чувствовал, что с сердца моего как бы кто-то столкнул страшный камень.
Вот были
мысли мои, вот что давило меня тоже мертвой петлей; но,
главное, мне надо было его.
Само собою, я был как в чаду; я излагал свои чувства, а
главное — мы ждали Катерину Николаевну, и
мысль, что через час я с нею наконец встречусь, и еще в такое решительное мгновение в моей жизни, приводила меня в трепет и дрожь. Наконец, когда я выпил две чашки, Татьяна Павловна вдруг встала, взяла со стола ножницы и сказала...
— Но он видит это и знает. И разве ты думаешь, что он не менее тебя тяготится этим? Ты мучишься, он мучится, и что же может выйти из этого? Тогда как развод развязывает всё, — не без усилия высказал Степан Аркадьич
главную мысль и значительно посмотрел на нее.
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, — говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила на игру кошки с мышкой. Будь на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не сидел бы на скамье подсудимых! Вот
главная мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Платонов смотрел на него пристально, слегка, по привычке, щурясь. Его интересовало, какою
главною мыслью так искренно мучится Лихонин.
Неточные совпадения
— Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым
главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои
мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
— Это придет, — утешал его Голенищев, в понятии которого Вронский имел и талант и,
главное, образование, дающее возвышенный взгляд на искусство. Убеждение Голенищева в таланте Вронского поддерживалось еще и тем, что ему нужно было сочувствие и похвалы Вронского его статьям и
мыслям, и он чувствовал, что похвалы и поддержка должны быть взаимны.
«И разве не то же делают все теории философские, путем
мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает и так верно знает, что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его
главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих
мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих
мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а
главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
Левин по этому случаю сообщил Егору свою
мысль о том, что в браке
главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в себе самом. Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял
мысль Левина, но в подтверждение ее он привел неожиданное для Левина замечание о том, что, когда он жил у хороших господ, он всегда был своими господами доволен и теперь вполне доволен своим хозяином, хоть он Француз.