Неточные совпадения
При этом
замечу, что
Макар Иванович был настолько остроумен, что никогда не прописывал «его высокородия достопочтеннейшего господина Андрея Петровича» своим «благодетелем», хотя и прописывал неуклонно в каждом письме свой всенижайший поклон, испрашивая у него милости, а на самого его благословение Божие.
Об этом мне придется после сказать, но здесь лишь
замечу, что
Макар Иванович не разваливался в гостиной на диванах, а скромно помещался где-нибудь за перегородкой.
Макар Иванович, как я с первого взгляда
заметил, состоял уже с ним в теснейших приятельских отношениях; мне это в тот же миг не понравилось; а впрочем, и я, конечно, был очень скверен в ту минуту.
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего доброго, уж и не встану» — вот чего очень часто боятся в народе и предпочитают лучше проходить болезнь на ногах, чем лечь в больницу. А вас,
Макар Иванович, просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество в нашем народе почти обращается в страсть. Это я не раз
заметил за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
— Ученых людей этих, профессоров этих самых (вероятно, перед тем говорили что-нибудь о профессорах), — начал
Макар Иванович, слегка потупившись, — я сначала ух боялся: не
смел я пред ними, ибо паче всего опасался безбожника.
В то утро, то есть когда я встал с постели после рецидива болезни, он зашел ко мне, и тут я в первый раз узнал от него об их общем тогдашнем соглашении насчет мамы и
Макара Ивановича; причем он
заметил, что хоть старику и легче, но доктор за него положительно не отвечает.
Заметь, что
Макар Иванович до сих пор всего больше интересуется событиями из господской и высшей жизни.
Но в этот раз
Макар Иванович как-то неожиданно и удивительно повернул разговор;
замечу, что Версилов и доктор очень нахмуренно разговаривали поутру о его здоровье.
Назавтра Лиза не была весь день дома, а возвратясь уже довольно поздно, прошла прямо к
Макару Ивановичу. Я было не хотел входить, чтоб не мешать им, но, вскоре
заметив, что там уж и мама и Версилов, вошел. Лиза сидела подле старика и плакала на его плече, а тот, с печальным лицом, молча гладил ее по головке.
Они все сидели наверху, в моем «гробе». В гостиной же нашей, внизу, лежал на столе
Макар Иванович, а над ним какой-то старик мерно читал Псалтирь. Я теперь ничего уже не буду описывать из не прямо касающегося к делу, но
замечу лишь, что гроб, который уже успели сделать, стоявший тут же в комнате, был не простой, хотя и черный, но обитый бархатом, а покров на покойнике был из дорогих — пышность не по старцу и не по убеждениям его; но таково было настоятельное желание мамы и Татьяны Павловны вкупе.
Они вошли в хорошую, просторную избу, и, только войдя сюда,
Макар заметил, что на дворе был сильный мороз. Посредине избы стоял камелек чудной резной работы, из чистого серебра, и в нем пылали золотые поленья, давая ровное тепло, сразу проникавшее все тело. Огонь этого чудного камелька не резал глаз, не жег, а только грел, и Макару опять захотелось вечно стоять здесь и греться. Поп Иван также подошел к камельку и протянул к нему иззябшие руки.
Неточные совпадения
— Ловко катается, —
заметил Анфим. — В Суслоне оказывали, что он ездит на своих, а с земства получает прогоны. Чиновник тоже. Теперь с попом
Макаром дружит… Тот тоже хорош: хлеба большие тысячи лежат, а он цену выжидает. Злобятся мужички-то на попа-то… И куда, подумаешь, копит, — один, как перст.
— Из ваших, — смиренно
заметил о.
Макар, обращаясь к мельнику Ермилычу.
— Да што с ним разговаривать-то! — лениво
заметил мельник Ермилыч, позевывая. — Вели его в темную, Флегонт Василич, а завтра разберешь… Вот мы с отцом
Макаром о чае соскучились. Мало ли бродяжек шляющих по нашим местам…
— Бог-то бог, да и сам не будь плох. Хорошо у вас, отец
Макар… Приволье кругом. Вы-то уж привыкли и не
замечаете, а мне в диковинку… Одним словом, пшеничники.
Полуянов пил одну рюмку водки за другой с жадностью наголодавшегося человека и быстро захмелел. Воспоминания прошлого величия были так живы, что он совсем забыл о скромном настоящем и страшно рассердился, когда Прохоров
заметил, что поп
Макар, хотя и виноват кругом, но согнуть его в бараний рог все-таки трудно.