Неточные совпадения
— Помилосердуйте, да ведь это — дрянной
старый альбом, кому он нужен? Футляр в сущности ведь ничего не стоит, ведь вы же не
продадите никому?
Есть, впрочем, и беспорядки: пятнадцатое ноября, и уже три дня как стала зима, а шуба у меня
старая, енотовая, версиловский обносок:
продать — стоит рублей двадцать пять.
Оставались несчастные двести рублей, для уплаты которых приходилось
продавать старый брагинский дом, но уж тут даже у адвоката рука не повернулась, и он позволил Гордею Евстратычу переписать один вексель.
Он был весьма расторопен и все успевал делать, бегал нам за водкой, конечно, тайно от всех, приносил к ужину тушеной картошки от баб, сидевших на корчагах, около ворот казармы, умел
продать старый мундир или сапоги на толкучке, пришить пуговицу и починить штаны.
— Умерла она странно. В один прекрасный день входит к ней муж и говорит, что недурно бы к весне
продать старую коляску, а вместо нее купить что-нибудь поновее и легче, и что не мешало бы переменить левую пристяжную, а Бобчинского (была у мужа такая лошадь) пустить в корень.
Неточные совпадения
— Только если бы не жалко бросить, что заведено… трудов положено много… махнул бы на всё рукой,
продал бы, поехал бы, как Николай Иваныч… Елену слушать, — сказал помещик с осветившею его умное
старое лицо приятною улыбкой.
— Увезли? — спросил он, всматриваясь в лицо Самгина. — А я вот читаю отечественную прессу. Буйный бред и либерально-интеллигентские попытки заговорить зубы зверю. Существенное — столыпинские хутора и поспешность промышленников как можно скорее
продать всё, что хочет купить иностранный капитал. А он — не дремлет и прет даже в текстиль, крепкое московское дело. В общем — балаган. А вы —
постарели, Самгин.
Особенно укрепила его в этом странная сцена в городском саду. Он сидел с Лидией на скамье в аллее
старых лип; косматое солнце спускалось в хаос синеватых туч, разжигая их тяжелую пышность багровым огнем. На реке колебались красновато-медные отсветы, краснел дым фабрики за рекой, ярко разгорались алым золотом стекла киоска, в котором
продавали мороженое. Осенний, грустный холодок ласкал щеки Самгина.
Из недели в неделю, изо дня в день тянулась она из сил, мучилась, перебивалась,
продала шаль, послала
продать парадное платье и осталась в ситцевом ежедневном наряде: с голыми локтями, и по воскресеньям прикрывала шею
старой затасканной косынкой.
В наш век все это делается просто людьми, а не аллегориями; они собираются в светлых залах, а не во «тьме ночной», без растрепанных фурий, а с пудреными лакеями; декорации и ужасы классических поэм и детских пантомим заменены простой мирной игрой — в крапленые карты, колдовство — обыденными коммерческими проделками, в которых честный лавочник клянется,
продавая какую-то смородинную ваксу с водкой, что это «порт», и притом «олд-порт***», [
старый портвейн, «Три звездочки» (англ.).] зная, что ему никто не верит, но и процесса не сделает, а если сделает, то сам же и будет в дураках.