Неточные совпадения
Помните, в тот вечер у вас, в последний вечер, два месяца назад, как мы
сидели с вами у меня «в гробе» и я расспрашивал вас о
маме и о Макаре Ивановиче, — помните ли, как я был
с вами тогда «развязен»?
Я
сидел налево от Макара Ивановича, а Лиза уселась напротив меня направо; у ней, видимо, было какое-то свое, особое сегодняшнее горе,
с которым она и пришла к
маме; выражение лица ее было беспокойное и раздраженное.
Мама, стоявшая подле него, уже несколько раз взглядывала на окно
с беспокойством; просто надо бы было чем-нибудь заслонить окно совсем, но, чтоб не помешать разговору, она вздумала попробовать оттащить скамеечку, на которой
сидел Макар Иванович, вправо в сторону: всего-то надо было подвинуть вершка на три, много на четверть.
Назавтра Лиза не была весь день дома, а возвратясь уже довольно поздно, прошла прямо к Макару Ивановичу. Я было не хотел входить, чтоб не мешать им, но, вскоре заметив, что там уж и
мама и Версилов, вошел. Лиза
сидела подле старика и плакала на его плече, а тот,
с печальным лицом, молча гладил ее по головке.
Там стояли Версилов и
мама.
Мама лежала у него в объятиях, а он крепко прижимал ее к сердцу. Макар Иванович
сидел, по обыкновению, на своей скамеечке, но как бы в каком-то бессилии, так что Лиза
с усилием придерживала его руками за плечо, чтобы он не упал; и даже ясно было, что он все клонится, чтобы упасть. Я стремительно шагнул ближе, вздрогнул и догадался: старик был мертв.
Но одну подробность я слишком запомнил:
мама сидела на диване, а влево от дивана, на особом круглом столике, лежал как бы приготовленный к чему-то образ — древняя икона, без ризы, но лишь
с венчиками на главах святых, которых изображено было двое.
Мама сидит около него; он гладит рукой ее щеки и волосы и
с умилением засматривает ей в глаза.
— Вы по три, по четыре часа играете на рояле, — говорил он, идя за ней, — потом
сидите с мамой, и нет никакой возможности поговорить с вами. Дайте мне хоть четверть часа, умоляю вас.
Неточные совпадения
—
Мама, — сказала Джемма, входя
с Саниным в комнату, где
сидела фрау Леноре, — я привела настоящего!
— Говорит, что все они — эти несчастные декабристы, которые были вместе, иначе ее и не звали, как матерью: идем, говорит, бывало, на работу из казармы — зимою, в поле темно еще, а она
сидит на снежку
с корзиной и лепешки нам раздает — всякому по лепешке. А мы, бывало:
мама,
мама,
мама, наша родная, кричим и лезем хоть на лету ручку ее поцеловать.
В будни я бываю занят
с раннего утра до вечера. А по праздникам, в хорошую погоду, я беру на руки свою крошечную племянницу (сестра ожидала мальчика, но родилась у нее девочка) и иду не спеша на кладбище. Там я стою или
сижу и подолгу смотрю на дорогую мне могилу и говорю девочке, что тут лежит ее
мама.
Чебутыкин. Может быть…
Мамы так
мамы. Может, я не разбивал, а только кажется, что разбил. Может быть, нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет. Ничего я не знаю, никто ничего не знает. (У двери.) Что смотрите? У Наташи романчик
с Протопоповым, а вы не видите… Вы вот
сидите тут и ничего не видите, а у Наташи романчик
с Протопоповым… (Поет.) Не угодно ль этот финик вам принять… (Уходит.)
На суде близость товарищей привела Каширина в себя, и он снова, на мгновение, увидел людей:
сидят и судят его и что-то говорят на человеческом языке, слушают и как будто понимают. Но уже на свидании
с матерью он,
с ужасом человека, который начинает сходить
с ума и понимает это, почувствовал ярко, что эта старая женщина в черном платочке — просто искусно сделанная механическая кукла, вроде тех, которые говорят: «папа», «
мама», но только лучше сделанная. Старался говорить
с нею, а сам, вздрагивая, думал: