Неточные совпадения
Я в эти две недели ужасно важничал перед
товарищами, хвастался моим синим сюртуком и папенькой моим Андреем Петровичем, и вопросы их: почему же я Долгорукий, а не Версилов, — совершенно не смущали меня именно потому, что я сам не
знал почему.
Помню, как он стряпал мне тогда постель, тоже на диване и потихоньку от тетки, предполагая почему-то, что та рассердится,
узнав, что к нему ходят ночевать
товарищи.
— Я вам — не
товарищ! Я вам давал, да не для того, а вы сами
знаете для чего.
Я
знаю, что
товарищи смеются и презирают меня за это, отлично
знаю, но мне это-то и любо: «Коли захотели, чтоб я был лакей, ну так вот я и лакей, хам — так хам и есть».
Кто
знает, может быть, мне очень хотелось тоже не скрыть от нее, что визит ее меня даже перед
товарищами стыдит; хоть капельку показать ей это, чтоб поняла: «Вот, дескать, ты меня срамишь и даже сама не понимаешь того».
— Нет,
знаешь, Ламберт, — вдруг сказал я, — как хочешь, а тут много вздору; я потому с тобой говорил, что мы
товарищи и нам нечего стыдиться; но с другим я бы ни за что не унизился.
Пришли товарищи Авдеева — Панов и Серёгин. Авдеев все так же лежал, удивленно глядя перед собою. Он долго не мог
узнать товарищей, несмотря на то, что глаза его смотрели прямо на них.
«Чёрт его возьми! — думал он. — Дуэль не беда, он меня не убьет, но беда в том, что
узнают товарищи, а им отлично известно, что я соврал. Мерзко! Осрамлюсь на всю Россию…»
Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его
товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он
знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Проснувшись поздно на другой день после скачек, Вронский, не бреясь и не купаясь, оделся в китель и, разложив на столе деньги, счеты, письма, принялся за работу. Петрицкий,
зная, что в таком положении он бывал сердит, проснувшись и увидав
товарища за письменным столом, тихо оделся и вышел, не мешая ему.
Вронский и все его
товарищи знали Кузовлева и его особенность «слабых» нервов и страшного самолюбия.
И в этот же год он был отдан в школу и
узнал и полюбил
товарищей.
Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я
узнал голос моего Карагёза; это был он, мой
товарищ!..