Неточные совпадения
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал
добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при
чем. Закон!
И вот, против всех ожиданий, Версилова, пожав князю руку и обменявшись с ним какими-то веселыми светскими словечками, необыкновенно любопытно посмотрела на меня и, видя,
что я на нее тоже смотрю, вдруг мне с улыбкою поклонилась. Правда, она только
что вошла и поклонилась как вошедшая, но улыбка была до того
добрая,
что, видимо, была преднамеренная. И, помню, я испытал необыкновенно приятное ощущение.
— Нынче безлесят Россию, истощают в ней почву, обращают в степь и приготовляют ее для калмыков. Явись человек с надеждой и посади дерево — все засмеются: «Разве ты до него доживешь?» С другой стороны, желающие
добра толкуют о том,
что будет через тысячу лет. Скрепляющая идея совсем пропала. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России; все живут только бы с них достало…
— Друг мой, не претендуй,
что она мне открыла твои секреты, — обратился он ко мне, — к тому же она с
добрым намерением — просто матери захотелось похвалиться чувствами сына. Но поверь, я бы и без того угадал,
что ты капиталист. Все секреты твои на твоем честном лице написаны. У него «своя идея», Татьяна Павловна, я вам говорил.
— То есть ты подозреваешь,
что я пришел склонять тебя остаться у князя, имея в том свои выгоды. Но, друг мой, уж не думаешь ли ты,
что я из Москвы тебя выписал, имея в виду какую-нибудь свою выгоду? О, как ты мнителен! Я, напротив, желая тебе же во всем
добра. И даже вот теперь, когда так поправились и мои средства, я бы желал, чтобы ты, хоть иногда, позволял мне с матерью помогать тебе.
— Это ты про Эмс. Слушай, Аркадий, ты внизу позволил себе эту же выходку, указывая на меня пальцем, при матери. Знай же,
что именно тут ты наиболее промахнулся. Из истории с покойной Лидией Ахмаковой ты не знаешь ровно ничего. Не знаешь и того, насколько в этой истории сама твоя мать участвовала, да, несмотря на то
что ее там со мною не было; и если я когда видел
добрую женщину, то тогда, смотря на мать твою. Но довольно; это все пока еще тайна, а ты — ты говоришь неизвестно
что и с чужого голоса.
— Ах, милая, напротив, это, говорят,
доброе и рассудительное существо, ее покойник выше всех своих племянниц ценил. Правда, я ее не так знаю, но — вы бы ее обольстили, моя красавица! Ведь победить вам ничего не стоит, ведь я же старуха — вот влюблена же в вас и сейчас вас целовать примусь… Ну
что бы стоило вам ее обольстить!
Не то чтоб он меня так уж очень мучил, но все-таки я был потрясен до основания; и даже до того,
что обыкновенное человеческое чувство некоторого удовольствия при чужом несчастии, то есть когда кто сломает ногу, потеряет честь, лишится любимого существа и проч., даже обыкновенное это чувство подлого удовлетворения бесследно уступило во мне другому, чрезвычайно цельному ощущению, именно горю, сожалению о Крафте, то есть сожалению ли, не знаю, но какому-то весьма сильному и
доброму чувству.
— Это та самая. Раз в жизни сделал
доброе дело и… А впрочем,
что у тебя?
Потом помолчала, вижу, так она глубоко дышит: «Знаете, — говорит вдруг мне, — маменька, кабы мы были грубые, то мы бы от него, может, по гордости нашей, и не приняли, а
что мы теперь приняли, то тем самым только деликатность нашу доказали ему,
что во всем ему доверяем, как почтенному седому человеку, не правда ли?» Я сначала не так поняла да говорю: «Почему, Оля, от благородного и богатого человека благодеяния не принять, коли он сверх того
доброй души человек?» Нахмурилась она на меня: «Нет, говорит, маменька, это не то, не благодеяние нужно, а „гуманность“ его, говорит, дорога.
— Насмешливо-с, то есть немножко насмешливо, этакая
добрая русская улыбка такая, знаете; ну, лицу, конечно, под досадную руку, знаете: «Ты здесь, борода,
чего дожидаешься?
— Расскажу Софье Андреевне и сестре твоей,
что заходил и застал тебя в
добром здоровье.
Что мог я извлечь и из этого? Тут было только беспокойство обо мне, об моей материальной участи; сказывался отец с своими прозаическими, хотя и
добрыми, чувствами; но того ли мне надо было ввиду идей, за которые каждый честный отец должен бы послать сына своего хоть на смерть, как древний Гораций своих сыновей за идею Рима?
— Вы очень
добрый, — мягко заметила мне Анна Андреевна, увидав,
что я целую руку Лизы.
— Вы сказали сейчас,
что я
добрый; вы не поверите, как я весь изменяюсь у вас к лучшему и как мне приятно быть у вас, Анна Андреевна, — сказал я с чувством.
— Милый,
добрый Аркадий Макарович, поверьте,
что я об вас… Про вас отец мой говорит всегда: «милый,
добрый мальчик!» Поверьте, я буду помнить всегда ваши рассказы о бедном мальчике, оставленном в чужих людях, и об уединенных его мечтах… Я слишком понимаю, как сложилась душа ваша… Но теперь хоть мы и студенты, — прибавила она с просящей и стыдливой улыбкой, пожимая руку мою, — но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и… верно, вы это понимаете?
Но когда я уже оканчивал, то заметил,
что сквозь
добрую улыбку его начало по временам проскакивать что-то уж слишком нетерпеливое в его взгляде, что-то как бы рассеянное и резкое.
— Я вам
добрый же совет подаю; ну, хотите пари,
что сейчас же выйдет опять zero: десять золотых, вот, я ставлю, угодно?
Ах, Аркадий, стыдно мне только говорить, а я шла сюда и ужасно боялась,
что ты меня разлюбил, все крестилась дорогою, а ты — такой
добрый, милый!
Что я „честь семейства“,
что ли, должен спасти?» Отмечаю все эти подлости, чтоб показать, до какой степени я еще не укреплен был в разумении зла и
добра.
— Я не послал письма. Она решила не посылать. Она мотивировала так: если пошлю письмо, то, конечно, сделаю благородный поступок, достаточный, чтоб смыть всю грязь и даже гораздо больше, но вынесу ли его сам? Ее мнение было то,
что и никто бы не вынес, потому
что будущность тогда погибла и уже воскресение к новой жизни невозможно. И к тому же,
добро бы пострадал Степанов; но ведь он же был оправдан обществом офицеров и без того. Одним словом — парадокс; но она удержала меня, и я ей отдался вполне.
— Черт возьми, — вдруг встал барон, — вы меня слишком испытываете доказать вам сейчас,
что я не очень-то «
добрый ваш барон Р.».
Представлял я тоже себе, сколько перенесу я от мальчишек насмешек, только
что она уйдет, а может, и от самого Тушара, — и ни малейшего
доброго чувства не было к ней в моем сердце.
Да и то взять: учат с тех пор, как мир стоит, а
чему же они научили
доброму, чтобы мир был самое прекрасное и веселое и всякой радости преисполненное жилище?
— Довольно! — скомандовала вдруг Татьяна Павловна, — все от разговоров! Пора по местам;
чему быть
доброму, когда сам доктор болтовню завел!
Не умею я это выразить; впоследствии разъясню яснее фактами, но, по-моему, он был довольно грубо развит, а в иные
добрые, благородные чувства не то
что не верил, но даже, может быть, не имел о них и понятия.
— Это не так и не оттого. Это оттого,
что я не вижу в нем никакой разницы с другими. Я не считаю его ни глупее умных, ни злее
добрых. Я ко всем одинаков, потому
что в моих глазах все одинаковы.
— Если вы говорите,
что вы предвидели,
что меня доведут до этого, то со стороны Катерины Николаевны, разумеется, было лишь недоумение… хотя правда и то,
что она слишком уж скоро променяла свои
добрые чувства ко мне на это недоумение…
И у него ужасно странные мысли: он вам вдруг говорит,
что и подлец, и честный — это все одно и нет разницы; и
что не надо ничего делать, ни
доброго, ни дурного, или все равно — можно делать и
доброе, и дурное, а
что лучше всего лежать, не снимая платья по месяцу, пить, да есть, да спать — и только.
Мы сидели с ней на террасе, под нашими старыми липами, и читали этот роман, и солнце тоже закатывалось, и вдруг мы перестали читать и сказали друг другу,
что и мы будем также
добрыми,
что и мы будем прекрасными, — я тогда в университет готовился и…
Он теперь один, он не может быть все там, и наверно ушел куда-нибудь один: отыщите его скорей, непременно скорей, бегите к нему, покажите,
что вы — любящий сын его, докажите,
что вы — милый,
добрый мальчик, мой студент, которого я…
Было, я думаю, около половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько помню, как-то странно рассеянный, но с окончательным решением в сердце,
добрел до своей квартиры. Я не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил в наш коридор, как точас же понял,
что стряслась новая беда и произошло необыкновенное усложнение дела: старый князь, только
что привезенный из Царского Села, находился в нашей квартире, а при нем была Анна Андреевна!