Амалия Ивановна покраснела как рак и завизжала, что это, может быть, у Катерины Ивановны «совсем фатер не буль; а что у ней буль фатер аус Берлин, и таки длинны сюртук носиль и всё делаль: пуф, пуф, пуф!» Катерина Ивановна с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что в этом самом похвальном листе обозначено печатными
буквами, что отец ее полковник; а что отец Амалии Ивановны (если только у ней был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь петербургский чухонец, молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не было, потому что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или Людвиговна?
Вот тут написано: „Таварищество“, ну, вот и запомнить это а,
букву а, и посмотреть на нее чрез месяц, на это самое а: как-то я тогда посмотрю?
Конечно, сделано уголовное преступление; конечно, нарушена
буква закона и пролита кровь, ну и возьмите за
букву закона мою голову… и довольно!