Неточные совпадения
Катерина Ивановна ужасно обрадовалась ему, во-первых потому, что он был
единственный «образованный
гость» из всех
гостей и, «как известно, через два года готовился занять в здешнем университете профессорскую кафедру», а во-вторых потому, что он немедленно и почтительно извинился перед нею, что, несмотря на все желание, не мог быть на похоронах.
Неточные совпадения
Вот первый,
единственный человек, которого я вижу!» Так отзывался Тентетников о своем
госте.
Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в
гости; а ливрея в воспоминаниях его была
единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
Вверху стола сидел старик Корчагин; рядом с ним, с левой стороны, доктор, с другой —
гость Иван Иванович Колосов, бывший губернский предводитель, теперь член правления банка, либеральный товарищ Корчагина; потом с левой стороны — miss Редер, гувернантка маленькой сестры Мисси, и сама четырехлетняя девочка; с правой, напротив — брат Мисси,
единственный сын Корчагиных, гимназист VI класса, Петя, для которого вся семья, ожидая его экзаменов, оставалась в городе, еще студент-репетитор; потом слева — Катерина Алексеевна, сорокалетняя девица-славянофилка; напротив — Михаил Сергеевич или Миша Телегин, двоюродный брат Мисси, и внизу стола сама Мисси и подле нее нетронутый прибор.
Они составляли как бы круговую поруку и в то же время были
единственным общедоступным предметом собеседований, которому и в
гостях, и у семейного очага с одинаковой страстью посвящали свои досуги и кавалеры и дамы, в особенности же последние.
Старые половые, посылаемые на крупные ресторанные заказы, имели фраки, а в
единственном тогда «Славянском базаре» половые служили во фраках и назывались уже не половыми, а официантами, а
гости их звали: «Человек!»