Неточные совпадения
«
Если о сю пору я так боюсь, что же было
бы,
если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..» — подумал он невольно, проходя в четвертый этаж.
А
если под пальто спрятать, то все-таки надо было рукой придерживать, что было
бы приметно.
Переведя дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница на ту пору стояла совсем пустая; все двери были заперты; никого-то не встретилось. Во втором этаже одна пустая квартира была, правда, растворена настежь, и в ней работали маляры, но те и не поглядели. Он постоял, подумал и пошел дальше. «Конечно, было
бы лучше,
если б их здесь совсем не было, но… над ними еще два этажа».
Если б он захотел подумать немного, то, конечно, удивился
бы тому, как мог он так говорить с ними минуту назад и даже навязываться с своими чувствами?
Если б его приговорили даже сжечь в эту минуту, то и тогда он не шевельнулся
бы, даже вряд ли прослушал
бы приговор внимательно.
— Жалею весьма и весьма, что нахожу вас в таком положении, — начал он снова, с усилием прерывая молчание. —
Если б знал о вашем нездоровье, зашел
бы раньше. Но, знаете, хлопоты!.. Имею к тому же весьма важное дело по моей адвокатской части в сенате. Не упоминаю уже о тех заботах, которые и вы угадаете. Ваших, то есть мамашу и сестрицу, жду с часу на час…
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе хочу сказать прямо: я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я там все мои деньги отдал… и, кроме того, меня целовало сейчас одно существо, которое,
если б я и убил кого-нибудь, тоже
бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо…. с огненным пером… а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня… сейчас ведь и лестница…
Если б они велели ему сейчас, для своей услуги, броситься с лестницы вниз головой, то он тотчас же
бы это исполнил, не рассуждая и не сомневаясь.
На тревожный же и робкий вопрос Пульхерии Александровны, насчет «будто
бы некоторых подозрений в помешательстве», он отвечал с спокойною и откровенною усмешкой, что слова его слишком преувеличены; что, конечно, в больном заметна какая-то неподвижная мысль, что-то обличающее мономанию, — так как он, Зосимов, особенно следит теперь за этим чрезвычайно интересным отделом медицины, — но ведь надо же вспомнить, что почти вплоть до сегодня больной был в бреду, и… и, конечно, приезд родных его укрепит, рассеет и подействует спасительно, — «
если только можно будет избегнуть новых особенных потрясений», прибавил он значительно.
И, однако ж, одеваясь, он осмотрел свой костюм тщательнее обыкновенного. Другого платья у него не было, а
если б и было, он, быть может, и не надел
бы его, — «так, нарочно
бы не надел». Но во всяком случае циником и грязною неряхой нельзя оставаться: он не имеет права оскорблять чувства других, тем более что те, другие, сами в нем нуждаются и сами зовут к себе. Платье свое он тщательно отчистил щеткой. Белье же было на нем всегда сносное; на этот счет он был особенно чистоплотен.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич, я
бы очень, очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на предметы, то есть, поймите меня, как
бы это вам сказать, то есть лучше сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания и, так сказать, мечты,
если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом, я
бы желала…
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре,
если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как
бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
Он увидал
бы,
если б был проницательнее, что чувствительного настроения тут отнюдь не было, а было даже нечто совсем напротив. Но Авдотья Романовна это заметила. Она пристально и с беспокойством следила за братом.
Надо мной смейся, но ко мне мать приехала, — повернулся он вдруг к Порфирию, — и
если б она узнала, — отвернулся он опять поскорей к Разумихину, стараясь особенно, чтобы задрожал голос, — что эти часы пропали, то, клянусь, она была
бы в отчаянии!
Одним словом,
если припомните, проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто
бы некоторые такие лица, которые могут… то есть не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто
бы и закон не писан.
Но
если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя
бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, — это заметьте.
—
Если б я и перешагнул, то уж, конечно
бы, вам не сказал, — с вызывающим, надменным презрением ответил Раскольников.
— Но напротив же, напротив!
Если б у них была эта безмозглая мысль, так они
бы всеми силами постарались ее припрятать и скрыть свои карты, чтобы потом поймать… А теперь — это нагло и неосторожно!
—
Если б у них были факты, то есть настоящие факты, или хоть сколько-нибудь основательные подозрения, тогда
бы они действительно постарались скрыть игру: в надежде еще более выиграть (а впрочем, давно
бы уж обыск сделали!).
—
Если б я то дело сделал, то уж непременно
бы сказал, что видел и работников и квартиру, — с неохотою и с видимым отвращением продолжал отвечать Раскольников.
Кажется
бы, другой раз убил,
если б очнулась!
— Да ведь я ничьим мнением особенно не интересуюсь, — сухо и как
бы даже с оттенком высокомерия ответил Свидригайлов, — а потому отчего же и не побывать пошляком, когда это платье в нашем климате так удобно носить и… и особенно,
если к тому и натуральную склонность имеешь, — прибавил он, опять засмеявшись.
Мне показалось, вследствие всего, что я об вас слышал, что вы, с своей стороны, очень
бы довольны были,
если б этот брак мог расстроиться без нарушения интересов.
— То есть вы этим выражаете, что я хлопочу в свой карман. Не беспокойтесь, Родион Романович,
если б я хлопотал в свою выгоду, то не стал
бы так прямо высказываться, не дурак же ведь я совсем. На этот счет открою вам одну психологическую странность. Давеча я, оправдывая свою любовь к Авдотье Романовне, говорил, что был сам жертвой. Ну так знайте же, что никакой я теперь любви не ощущаю, н-никакой, так что мне самому даже странно это, потому что я ведь действительно нечто ощущал…
— Нимало. После этого человек человеку на сем свете может делать одно только зло и, напротив, не имеет права сделать ни крошки добра, из-за пустых принятых формальностей. Это нелепо. Ведь
если б я, например, помер и оставил
бы эту сумму сестрице вашей по духовному завещанию, неужели б она и тогда принять отказалась?
— Ах нет, Петр Петрович, мы были очень обескуражены, — с особой интонацией поспешила заявить Пульхерия Александровна, — и
если б сам бог, кажется, не послал нам вчера Дмитрия Прокофьича, то мы просто
бы так и пропали. Вот они, Дмитрий Прокофьич Разумихин, — прибавила она, рекомендуя его Лужину.
— Мне кажется, особенно тревожиться нечего, ни вам, ни Авдотье Романовне, конечно,
если сами не пожелаете входить в какие
бы то ни было с ним отношения. Что до меня касается, я слежу и теперь разыскиваю, где он остановился…
— Нет, я, я более всех виновата! — говорила Дунечка, обнимая и целуя мать, — я польстилась на его деньги, но, клянусь, брат, я и не воображала, чтоб это был такой недостойный человек!
Если б я разглядела его раньше, я
бы ни на что не польстилась! Не вини меня, брат!
— Потом поймешь. Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь… свою (это все равно!) Ты могла
бы жить духом и разумом, а кончишь на Сенной… Но ты выдержать не можешь и,
если останешься одна, сойдешь с ума, как и я. Ты уж и теперь как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдем!
Ведь
если б вы за собой что-либо чувствовали, так вам именно следовало
бы напирать: что непременно, дескать, в бреду!
А зачем дворников сбивали и в часть, к квартальному поручику, подзывали?» Вот как
бы следовало мне поступить,
если б я хоть капельку на вас подозрения имел.
Нет,
если б я выдал им за все это время, например, тысячи полторы на приданое, да на подарки, на коробочки там разные, несессеры, [Несессер — шкатулка со всем необходимым для дороги.] сердолики, материи и на всю эту дрянь, от Кнопа, [Кноп — владелец галантерейного магазина на Невском проспекте в Петербурге.] да из английского магазина, так было
бы дело почище и… покрепче!
— Всего только во втором,
если судить по-настоящему! Да хоть
бы и в четвертом, хоть
бы в пятнадцатом, все это вздор! И
если я когда сожалел, что у меня отец и мать умерли, то уж, конечно, теперь. Я несколько раз мечтал даже о том, что,
если б они еще были живы, как
бы я их огрел протестом! Нарочно подвел
бы так… Это что, какой-нибудь там «отрезанный ломоть», тьфу! Я
бы им показал! Я
бы их удивил! Право, жаль, что нет никого!
Разумеется,
если б она мне сама сказала: «Я хочу тебя иметь», то я
бы почел себя в большой удаче, потому что девушка мне очень нравится; но теперь, теперь по крайней мере, уж конечно, никто и никогда не обращался с ней более вежливо и учтиво, чем я, более с уважением к ее достоинству… я жду и надеюсь — и только!
— Еще не всё-с, — остановил ее Петр Петрович, улыбнувшись на ее простоватость и незнание приличий, — и мало вы меня знаете, любезнейшая Софья Семеновна,
если подумали, что из-за этой маловажной, касающейся одного меня причины я
бы стал беспокоить лично и призывать к себе такую особу, как вы. Цель у меня другая-с.
— Отнюдь нет-с, и даже в некотором смысле нелепость. Я только намекнул о временном вспоможении вдове умершего на службе чиновника, —
если только будет протекция, — но, кажется, ваш покойный родитель не только не выслужил срока, но даже и не служил совсем в последнее время. Одним словом, надежда хоть и могла
бы быть, но весьма эфемерная, потому никаких, в сущности, прав на вспоможение, в сем случае, не существует, а даже напротив… А она уже и о пенсионе задумала, хе-хе-хе! Бойкая барыня!
Если каким
бы то ни было образом вы знаете и укажете нам, где он теперь находится, то, уверяю вас честным словом и беру всех в свидетели, что дело тем только и кончится.
Извольте видеть-с:
если б я не был так уверен, то уж, разумеется, при моей опытности, не рискнул
бы так прямо вас обвинить; ибо за подобное, прямое и гласное, но ложное или даже только ошибочное обвинение я, в некотором смысле, сам отвечаю.
Теперь прошу особенного внимания: представьте себе, что
если б ему удалось теперь доказать, что Софья Семеновна — воровка, то, во-первых, он доказал
бы моей сестре и матери, что был почти прав в своих подозрениях; что он справедливо рассердился за то, что я поставил на одну доску мою сестру и Софью Семеновну, что, нападая на меня, он защищал, стало быть, и предохранял честь моей сестры, а своей невесты.
— Положим, Лужин теперь не захотел, — начал он, не взглядывая на Соню. — Ну а
если б он захотел или как-нибудь в расчеты входило, ведь он
бы упрятал вас в острог-то, не случись тут меня да Лебезятникова. А?
— Знаешь, Соня, — сказал он вдруг с каким-то вдохновением, — знаешь, что я тебе скажу:
если б только я зарезал из того, что голоден был, — продолжал он, упирая в каждое слово и загадочно, но искренно смотря на нее, — то я
бы теперь… счастлив был! Знай ты это!
Уж
если я столько дней промучился: пошел ли
бы Наполеон, или нет? так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон…
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. — Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя!
Если б я не вошь был, то пришел ли
бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
— То есть не совсем о бугорках. Притом она ничего
бы и не поняла. Но я про то говорю:
если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?
Я сама на себе чувствую, что
если б у меня было такое великое горе, то я
бы тоже ушла от всех.
Если б возможно было уйти куда-нибудь в эту минуту и остаться совсем одному, хотя
бы на всю жизнь, то он почел
бы себя счастливым.
Только изверг и подлец,
если не сумасшедший, мог
бы так поступить с ними, как ты поступил; а следственно, ты сумасшедший…