Неточные совпадения
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы
ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему,
слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться к его личности.
И он опустился на лавку, истощенный и обессиленный,
ни на кого не смотря, как бы забыв окружающее и глубоко задумавшись.
Слова его произвели некоторое впечатление; на минуту воцарилось молчание, но вскоре раздались прежний смех и ругательства...
И так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиные перья, до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но
ни за что себе заранее настоящего
слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит.
Несмотря на эти странные
слова, ему стало очень тяжело. Он присел на оставленную скамью. Мысли его были рассеянны… Да и вообще тяжело ему было думать в эту минуту о чем бы то
ни было. Он бы хотел совсем забыться, все забыть, потом проснуться и начать совсем сызнова…
Раскольников тут уже прошел и не слыхал больше. Он проходил тихо, незаметно, стараясь не проронить
ни единого
слова. Первоначальное изумление его мало-помалу сменилось ужасом, как будто мороз прошел по спине его. Он узнал, он вдруг, внезапно и совершенно неожиданно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и что, стало быть, старуха, ровно в семь часов вечера, останется дома одна.
Раскольников не проронил
ни одного
слова и зараз все узнал: Лизавета была младшая, сводная (от разных матерей) сестра старухи, и было ей уже тридцать пять лет.
Напротив, теперь если бы вдруг комната наполнилась не квартальными, а первейшими друзьями его, то и тогда, кажется, не нашлось бы для них у него
ни одного человеческого
слова, до того вдруг опустело его сердце.
Говорил он с необыкновенным участием, но сдержанно и как-то усиленно серьезно, совершенно как двадцатисемилетний доктор на важной консультации, и
ни единым
словом не уклонился от предмета и не обнаружил
ни малейшего желания войти в более личные и частные отношения с обеими дамами.
Она не промолвила
ни одного
слова с той самой минуты, как заговорили о Лужине.
Она ужасно рада была, что, наконец, ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до поворота направо в улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша,
ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное
слово, каждое обстоятельство.
— Зачем тут
слово: должны? Тут нет
ни позволения,
ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
И так сильно было его негодование, что тотчас же прекратило дрожь; он приготовился войти с холодным и дерзким видом и дал себе
слово как можно больше молчать, вглядываться и вслушиваться и, хоть на этот раз, по крайней мере, во что бы то
ни стало победить болезненно раздраженную натуру свою.
Раскольников сел, дрожь его проходила, и жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил
ни единому его
слову, хотя ощущал какую-то странную наклонность поверить. Неожиданные
слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он, стало быть, знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
Если каким бы то
ни было образом вы знаете и укажете нам, где он теперь находится, то, уверяю вас честным
словом и беру всех в свидетели, что дело тем только и кончится.
— Долой с квартир! Сейчас! Марш! — и с этими
словами начала хватать все, что
ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на пол. Почти и без того убитая, чуть не в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую упала было в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять страшная идея убийства поразила ее. В переменившемся тоне его
слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничего еще не было известно,
ни зачем,
ни как,
ни для чего это было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули в ее сознании. И опять она не поверила: «Он, он убийца! Да разве это возможно?»
Только это ничего, Соня: посижу, да и выпустят… потому нет у них
ни одного настоящего доказательства, и не будет,
слово даю.
Они перекидывались всегда короткими
словами и
ни разу не заговорили о капитальном пункте, как будто между ними так само собою и условилось, чтобы молчать об этом до времени.
«А ведь она в эти дни
ни разу на меня не взглянула и
слова мне не сказала», — подумалось вдруг Раскольникову.
— Как! У меня вырывались такие
слова и словечки? — пренаивно испугался вдруг Свидригайлов, не обратив
ни малейшего внимания на эпитет, приданный его намерениям.
— Вот ваше письмо, — начала она, положив его на стол. — Разве возможно то, что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы слишком ясно намекаете, вы не смеете теперь отговариваться. Знайте же, что я еще до вас слышала об этой глупой сказке и не верю ей
ни в одном
слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас не может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте, что я вам не верю! Не верю!..
— Маменька, что бы
ни случилось, что бы вы обо мне
ни услышали, что бы вам обо мне
ни сказали, будете ли вы любить меня так, как теперь? — спросил он вдруг от полноты сердца, как бы не думая о своих
словах и не взвешивая их.
Неточные совпадения
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого
слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из того
ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
— // Вдруг вставил
слово грубое // Еремин, брат купеческий, // Скупавший у крестьян // Что
ни попало, лапти ли, // Теленка ли, бруснику ли, // А главное — мастак // Подстерегать оказии, // Когда сбирались подати // И собственность вахлацкая // Пускалась с молотка.
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка,
ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век
слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
Ни реки,
ни ручья,
ни оврага,
ни пригорка —
словом, ничего такого, что могло бы служить препятствием для вольной ходьбы, он не предусмотрел.
Он
ни во что не вмешивался, довольствовался умеренными данями, охотно захаживал в кабаки покалякать с целовальниками, по вечерам выходил в замасленном халате на крыльцо градоначальнического дома и играл с подчиненными в носки, ел жирную пищу, пил квас и любил уснащать свою речь ласкательным
словом «братик-сударик».