— Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, —
поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
— Разве вы бьете своих детей, моя милая? — спросила бабушка, значительно
поднимая брови и делая особенное ударение на слово бьете.
Сына своего она любила и боялась несказанно; управление имением предоставила Василию Ивановичу — и уже не входила ни во что: она охала, отмахивалась платком и от испуга
подымала брови все выше и выше, как только ее старик начинал толковать о предстоявших преобразованиях и о своих планах.
— Революционеров — мало, — ворчливо пожаловался Самгин, неожиданно для себя. Кутузов
поднял брови, пристально взглянул на него серыми глазами и заговорил очень мягко, вполголоса:
Один смотрит,
подняв брови, как матросы, купаясь, один за другим бросаются с русленей прямо в море и на несколько мгновений исчезают в воде; другой присел над люком и не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя на стуле, уставил глаза в пушку и не может от старости свести губ.
Неточные совпадения
Она улыбаясь смотрела на него; но вдруг
брови ее дрогнули, она
подняла голову и, быстро подойдя к нему, взяла его за руку и вся прижалась к нему, обдавая его своим горячим дыханием.
— Что же я могу сделать? —
подняв плечи и
брови, сказал Алексей Александрович. Воспоминание о последнем проступке жены так раздражило его, что он опять стал холоден, как и при начале разговора. — Я очень вас благодарю за ваше участие, но мне пора, — сказал он вставая.
Чичиков
поднял несколько
бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение.
— Неправильно! — кричал Клим, и все соглашались, — да, неправильно! А Туробоев, высоко
подняв красивые
брови свои, убедительно говорил:
— Это вопрос глубочайшего, общечеловеческого значения, — начинал он высоким, но несколько усталым и тусклым голосом; писатель Катин, предупреждающе
подняв руку и
брови, тоже осматривал присутствующих взглядом, который красноречиво командовал: