Об издательской-то деятельности и мечтал Разумихин, уже два года работавший на других и недурно знавший три европейские языка, несмотря на то, что дней шесть назад сказал было Раскольникову, что в немецком «швах», с целью уговорить его взять на себя половину переводной
работы и три рубля задатку: и он тогда соврал, и Раскольников знал, что он врет.
Неточные совпадения
Детей же маленьких у нас трое,
и Катерина Ивановна в
работе с утра до ночи, скребет
и моет
и детей обмывает, ибо к чистоте сызмалетства привыкла, а с грудью слабою
и к чахотке наклонною,
и я это чувствую.
Был он очень беден
и решительно сам, один, содержал себя, добывая кой-какими
работами деньги.
«Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было
работы просить, чтоб он мне или уроки достал, или что-нибудь… — додумывался Раскольников, — но чем теперь-то он мне может помочь? Положим, уроки достанет, положим, даже последнею копейкой поделится, если есть у него копейка, так что можно даже
и сапоги купить,
и костюм поправить, чтобы на уроки ходить… гм… Ну, а дальше? На пятаки-то что ж я сделаю? Мне разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину…»
Никакого заказу
и никакой
работы не смела взять на себя без позволения старухи.
И сказывал Митрей, что Миколай загулял, пришел домой на рассвете, пьяный, дома пробыл примерно десять минут
и опять ушел, а Митрей уж его потом не видал
и работу один доканчивает.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги
и кинулся в воду.
Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ,
и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать
и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
— Да я там же, тогда же в воротах с ними стоял, али запамятовали? Мы
и рукомесло свое там имеем, искони. Скорняки мы, мещане, на дом
работу берем… а паче всего обидно стало…
Тут просто
работа, благородная, полезная обществу деятельность, которая стоит всякой другой
и уже гораздо выше, например, деятельности какого-нибудь Рафаэля или Пушкина, потому что полезнее!
Как это было весело
и как мало было
работы!
Одним словом, кончилось тем, что преступник присужден был к каторжной
работе второго разряда, на срок всего только восьми лет, во уважение явки с повинною
и некоторых облегчающих вину обстоятельств.
Он ходит на
работы, от которых не уклоняется
и на которые не напрашивается.
Он был болен уже давно; но не ужасы каторжной жизни, не
работы, не пища, не бритая голова, не лоскутное платье сломили его: о! что ему было до всех этих мук
и истязаний!
И когда она являлась на
работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих на
работы, — все снимали шапки, все кланялись: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» — говорили эти грубые клейменые каторжные этому маленькому
и худенькому созданию.
Он был очень беспокоен, посылал о ней справляться. Скоро узнал он, что болезнь ее не опасна. Узнав, в свою очередь, что он об ней так тоскует
и заботится, Соня прислала ему записку, написанную карандашом,
и уведомляла его, что ей гораздо легче, что у ней пустая, легкая простуда
и что она скоро, очень скоро, придет повидаться с ним на
работу. Когда он читал эту записку, сердце его сильно
и больно билось.
Ранним утром, часов в шесть, он отправился на
работу, на берег реки, где в сарае устроена была обжигательная печь для алебастра
и где толкли его.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых
работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Неточные совпадения
— У нас забота есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху
и без хитрости, // По правде
и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Крестьяне, как заметили, // Что не обидны барину // Якимовы слова, //
И сами согласилися // С Якимом: — Слово верное: // Нам подобает пить! // Пьем — значит, силу чувствуем! // Придет печаль великая, // Как перестанем пить!.. //
Работа не свалила бы, // Беда не одолела бы, // Нас хмель не одолит! // Не так ли? // «Да, бог милостив!» // — Ну, выпей с нами чарочку!
«Эх, Влас Ильич! где враки-то? — // Сказал бурмистр с досадою. — // Не в их руках мы, что ль?.. // Придет пора последняя: // Заедем все в ухаб, // Не выедем никак, // В кромешный ад провалимся, // Так ждет
и там крестьянина //
Работа на господ!»
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми
и приживалками, // С кормилкою
и нянькою, //
И с белыми собачками, // Пошел помещик завтракать, //
Работы осмотрев. // С реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется // На самом берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
Что шаг, то натыкалися // Крестьяне на диковину: // Особая
и странная //
Работа всюду шла. // Один дворовый мучился // У двери: ручки медные // Отвинчивал; другой // Нес изразцы какие-то. // «Наковырял, Егорушка?» — // Окликнули с пруда. // В саду ребята яблоню // Качали. — Мало, дяденька! // Теперь они осталися // Уж только наверху, // А было их до пропасти!