Неточные совпадения
Платьев-то нет у ней никаких…
то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась, приоделась, и не
то чтобы что-нибудь, а так, из ничего всё сделать сумеют: причешутся, воротничок
там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан совсем другая особа выходит, и помолодела и похорошела.
Потом тотчас больница (и это всегда у
тех, которые у матерей живут очень честных и тихонько от них пошаливают), ну а
там… а
там опять больница… вино… кабаки… и еще больница… года через два-три — калека, итого житья ее девятнадцать аль восемнадцать лет от роду всего-с…
Поровнявшись с хозяйкиною кухней, как и всегда отворенною настежь, он осторожно покосился в нее глазами, чтоб оглядеть предварительно: нет ли
там, в отсутствие Настасьи, самой хозяйки, а если нет,
то хорошо ли заперты двери в ее комнате, чтоб она тоже как-нибудь оттуда не выглянула, когда он за топором войдет?
Заглянув случайно, одним глазом, в лавочку, он увидел, что
там, на стенных часах, уже десять минут восьмого. Надо было и торопиться, и в
то же время сделать крюк: подойти к дому в обход, с другой стороны…
Там, по
ту сторону воза, слышно было, кричали и спорили несколько голосов, но его никто не заметил и навстречу никто не попался.
— В
том и штука: убийца непременно
там сидел и заперся на запор; и непременно бы его
там накрыли, если бы не Кох сдурил, не отправился сам за дворником. А он именно в этот-то промежуток и успел спуститься по лестнице и прошмыгнуть мимо их как-нибудь. Кох обеими руками крестится: «Если б я
там, говорит, остался, он бы выскочил и меня убил топором». Русский молебен хочет служить, хе-хе!..
— Да всё здешние и всё почти новые, право, — кроме разве старого дяди, да и
тот новый: вчера только в Петербург приехал, по каким-то
там делишкам; в пять лет по разу и видимся.
— Кой черт улики! А впрочем, именно по улике, да улика-то эта не улика, вот что требуется доказать! Это точь-в-точь как сначала они забрали и заподозрили этих, как бишь их… Коха да Пестрякова. Тьфу! Как это все глупо делается, даже вчуже гадко становится! Пестряков-то, может, сегодня ко мне зайдет… Кстати, Родя, ты эту штуку уж знаешь, еще до болезни случилось, ровно накануне
того, как ты в обморок в конторе упал, когда
там про это рассказывали…
Ну, слушай историю: ровно на третий день после убийства, поутру, когда они
там нянчились еще с Кохом да Пестряковым, — хотя
те каждый свой шаг доказали: очевидность кричит! — объявляется вдруг самый неожиданный факт.
— То-то и есть, что никто не видал, — отвечал Разумихин с досадой, — то-то и скверно; даже Кох с Пестряковым их не заметили, когда наверх проходили, хотя их свидетельство и не очень много бы теперь значило. «Видели, говорят, что квартира отпертая, что в ней, должно быть, работали, но, проходя, внимания не обратили и не помним точно, были ли
там в
ту минуту работники, или нет».
— Вы, впрочем, не конфузьтесь, — брякнул
тот, — Родя пятый день уже болен и три дня бредил, а теперь очнулся и даже ел с аппетитом. Это вот его доктор сидит, только что его осмотрел, а я товарищ Родькин, тоже бывший студент, и теперь вот с ним нянчусь; так вы нас не считайте и не стесняйтесь, а продолжайте, что вам
там надо.
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница…
Там у него семейство, жена, дети, дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а
то он умрет до больницы-то…
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе хочу сказать прямо: я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я
там все мои деньги отдал… и, кроме
того, меня целовало сейчас одно существо, которое, если б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я
там видел еще другое одно существо…. с огненным пером… а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня… сейчас ведь и лестница…
— Уверяю, заботы немного, только говори бурду, какую хочешь, только подле сядь и говори. К
тому же ты доктор, начни лечить от чего-нибудь. Клянусь, не раскаешься. У ней клавикорды стоят; я ведь, ты знаешь, бренчу маленько; у меня
там одна песенка есть, русская, настоящая: «Зальюсь слезьми горючими…» Она настоящие любит, — ну, с песенки и началось; а ведь ты на фортепианах-то виртуоз, мэтр, Рубинштейн… Уверяю, не раскаешься!
— Лучше всего, маменька, пойдемте к нему сами и
там, уверяю вас, сразу увидим, что делать. Да к
тому же пора, — господи! Одиннадцатый час! — вскрикнула она, взглянув на свои великолепные золотые часы с эмалью, висевшие у ней на шее на тоненькой венецианской цепочке и ужасно не гармонировавшие с остальным нарядом. «Женихов подарок», — подумал Разумихин.
Там есть одно выражение: «пеняйте на себя», поставленное очень знаменательно и ясно, и, кроме
того, есть угроза, что он тотчас уйдет, если я приду.
— Родя, — сказала она, вставая, — мы, разумеется, вместе обедаем. Дунечка, пойдем… А ты бы, Родя, пошел погулял немного, а потом отдохнул, полежал, а
там и приходи скорее… А
то мы тебя утомили, боюсь я…
— Вам следует подать объявление в полицию, — с самым деловым видом отвечал Порфирий, — о том-с, что, известившись о таком-то происшествии,
то есть об этом убийстве, — вы просите, в свою очередь, уведомить следователя, которому поручено дело, что такие-то вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить… или
там… да вам, впрочем, напишут.
Я в
том смысле, что тут надо бы поболее точности, так сказать, более наружной определенности: извините во мне естественное беспокойство практического и благонамеренного человека, но нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы
там, что ли, какие?..
— А коль так-с,
то неужели вы бы сами решились, — ну
там, ввиду житейских каких-нибудь неудач и стеснений или для споспешествования как-нибудь всему человечеству, — перешагнуть через препятствие-то?.. Ну, например, убить и ограбить?..
То есть не подумайте, чтоб я опасался чего-нибудь
там этакого: все это произведено было в совершенном порядке и в полной точности: медицинское следствие обнаружило апоплексию, происшедшую от купания сейчас после плотного обеда, с выпитою чуть не бутылкой вина, да и ничего другого и обнаружить оно не могло…
— Ура! — закричал Разумихин, — теперь стойте, здесь есть одна квартира, в этом же доме, от
тех же хозяев. Она особая, отдельная, с этими нумерами не сообщается, и меблированная, цена умеренная, три горенки. Вот на первый раз и займите. Часы я вам завтра заложу и принесу деньги, а
там все уладится. А главное, можете все трое вместе жить, и Родя с вами… Да куда ж ты, Родя?
Но в
то же время он узнал теперь, и узнал наверно, что хоть и тосковала она и боялась чего-то ужасно, принимаясь теперь читать, но что вместе с
тем ей мучительно самой хотелось прочесть, несмотря на всю тоску и на все опасения, и именно ему,чтоб он слышал, и непременно теперь — « что бы
там ни вышло потом!»…
— Ну, так вот
там, так сказать, и примерчик на будущее, —
то есть не подумайте, чтоб я вас учить осмелился: эвона ведь вы какие статьи о преступлениях печатаете!
И это точь-в-точь, как прежний австрийский гофкригсрат, [Гофкригсрат — придворный военный совет в Австрии.] например, насколько
то есть я могу судить о военных событиях: на бумаге-то они и Наполеона разбили и в полон взяли, и уж как
там, у себя в кабинете, все остроумнейшим образом рассчитали и подвели, а смотришь, генерал-то Мак и сдается со всей своей армией, хе-хе-хе!
— Всего только во втором, если судить по-настоящему! Да хоть бы и в четвертом, хоть бы в пятнадцатом, все это вздор! И если я когда сожалел, что у меня отец и мать умерли,
то уж, конечно, теперь. Я несколько раз мечтал даже о
том, что, если б они еще были живы, как бы я их огрел протестом! Нарочно подвел бы так… Это что, какой-нибудь
там «отрезанный ломоть», тьфу! Я бы им показал! Я бы их удивил! Право, жаль, что нет никого!
— Какое мне дело, что вам в голову пришли
там какие-то глупые вопросы, — вскричал он. — Это не доказательство-с! Вы могли все это сбредить во сне, вот и все-с! А я вам говорю, что вы лжете, сударь! Лжете и клевещете из какого-либо зла на меня, и именно по насердке за
то, что я не соглашался на ваши вольнодумные и безбожные социальные предложения, вот что-с!
Я просто убил; для себя убил, для себя одного; а
там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех живые соки высасывал, мне, в
ту минуту, все равно должно было быть!..
— Я к вам, Софья Семеновна. Извините… Я так и думал, что вас застану, — обратился он вдруг к Раскольникову, —
то есть я ничего не думал… в этом роде… но я именно думал…
Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, — отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.
— Слушай, — начал он решительно, — мне
там черт с вами со всеми, но по
тому, что я вижу теперь, вижу ясно, что ничего не могу понять; пожалуйста, не считай, что я пришел допрашивать.
Про тебя, видишь ли, существует убеждение (ну,
там, где-нибудь), что ты, может быть, сумасшедший или очень к
тому наклонен.
— А что, стыда буржуазного, что ли, испугались? Это может быть, что и испугались, да сами
того не знаете, — потому молодо! А все-таки не вам бы бояться али
там стыдиться явки с повинною.
— А, вы про это! — засмеялся Свидригайлов, — да, я бы удивился, если бы, после всего, вы пропустили это без замечания. Ха! ха! Я хоть нечто и понял из
того, что вы тогда…
там… накуролесили и Софье Семеновне сами рассказывали, но, однако, что ж это такое? Я, может, совсем отсталый человек и ничего уж понимать не могу. Объясните, ради бога, голубчик! Просветите новейшими началами.
Кроме
того, выстроен был «вокзал», [«Вокзал» — в старинном значении слова — место общественных увеселений.] в сущности распивочная, но
там можно было получать и чай, да сверх
того стояли несколько зеленых столиков и стульев.
Ведь это не
то, что, например, вы али
там господин Разумихин, ваш друг!
В молодой и горячей голове Разумихина твердо укрепился проект положить в будущие три-четыре года, по возможности, хоть начало будущего состояния, скопить хоть несколько денег и переехать в Сибирь, где почва богата во всех отношениях, а работников, людей и капиталов мало;
там поселиться в
том самом городе, где будет Родя, и… всем вместе начать новую жизнь.
До
той же поры надеялись
там на Соню…