Неточные совпадения
Пообедав, протянулся он опять на
диван, но заснуть
уже не мог, а лежал без движения, ничком, уткнув лицо в подушку.
Покончив с этим, он просунул пальцы в маленькую щель, между его «турецким»
диваном и полом, пошарил около левого угла и вытащил давно
уже приготовленный и спрятанный там заклад.
«А! вот
уж и из распивочных пьяные выходят, — подумал он, — третий час, — и вдруг вскочил, точно его сорвал кто с
дивана.
Третий
уже час!» Он сел на
диване, — и тут все припомнил!
Правда, он и не рассчитывал на вещи; он думал, что будут одни только деньги, а потому и не приготовил заранее места, — «но теперь-то, теперь чему я рад? — думал он. — Разве так прячут? Подлинно разум меня оставляет!» В изнеможении сел он на
диван, и тотчас же нестерпимый озноб снова затряс его. Машинально потащил он лежавшее подле, на стуле, бывшее его студенческое зимнее пальто, теплое, но
уже почти в лохмотьях, накрылся им, и сон и бред опять разом охватили его. Он забылся.
И долго, несколько часов, ему все еще мерещилось порывами, что «вот бы сейчас, не откладывая, пойти куда-нибудь и все выбросить, чтоб
уж с глаз долой, поскорей, поскорей!» Он порывался с
дивана несколько раз, хотел было встать, но
уже не мог.
— Да
уж не вставай, — продолжала Настасья, разжалобясь и видя, что он спускает с
дивана ноги. — Болен, так и не ходи: не сгорит. Что у те в руках-то?
— Неужели
уж так плохо? Да ты, брат, нашего брата перещеголял, — прибавил он, глядя на лохмотья Раскольникова. — Да садись же, устал небось! — и когда тот повалился на клеенчатый турецкий
диван, который был еще хуже его собственного, Разумихин разглядел вдруг, что гость его болен.
— Нет, не брежу… — Раскольников встал с
дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал о том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он,
уже на опыте, что всего менее расположен, в эту минуту, сходиться лицом к лицу с кем бы то ни было в целом свете. Вся желчь поднялась в нем. Он чуть не захлебнулся от злобы на себя самого, только что переступил порог Разумихина.
Он пришел к себе
уже к вечеру, стало быть, проходил всего часов шесть. Где и как шел обратно, ничего он этого не помнил. Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на
диван, натянул на себя шинель и тотчас же забылся…
Раскольников в бессилии упал на
диван, но
уже не мог сомкнуть глаз; он пролежал с полчаса в таком страдании, в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий свет озарил его комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа. Посмотрев на него внимательно и разглядев, что он не спит, она поставила свечку на стол и начала раскладывать принесенное: хлеб, соль, тарелку, ложку.
Правда, вот он на
диване лежит, под одеялом, но
уж до того затерся и загрязнился с тех пор, что
уж, конечно, Заметов ничего не мог рассмотреть.
— Соня! Дочь! Прости! — крикнул он и хотел было протянуть к ней руку, но, потеряв опору, сорвался и грохнулся с
дивана, прямо лицом наземь; бросились поднимать его, положили, но он
уже отходил. Соня слабо вскрикнула, подбежала, обняла его и так и замерла в этом объятии. Он умер у нее в руках.
Мать и сестра его сидели у него на
диване и ждали
уже полтора часа.
— Да ты с ума сошел! Деспот! — заревел Разумихин, но Раскольников
уже не отвечал, а может быть, и не в силах был отвечать. Он лег на
диван и отвернулся к стене в полном изнеможении. Авдотья Романовна любопытно поглядела на Разумихина; черные глаза ее сверкнули: Разумихин даже вздрогнул под этим взглядом. Пульхерия Александровна стояла как пораженная.
— Здоров, здоров! — весело крикнул навстречу входящим Зосимов. Он
уже минут с десять как пришел и сидел во вчерашнем своем углу на
диване. Раскольников сидел в углу напротив, совсем одетый и даже тщательно вымытый и причесанный, чего
уже давно с ним не случалось. Комната разом наполнилась, но Настасья все-таки успела пройти вслед за посетителями и стала слушать.
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же попросил его сесть на
диван, сам уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и
уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственному вашему мнению, далеко не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
— Нет, не видал, да и квартиры такой, отпертой, что-то не заметил… а вот в четвертом этаже (он
уже вполне овладел ловушкой и торжествовал) — так помню, что чиновник один переезжал из квартиры… напротив Алены Ивановны… помню… это я ясно помню… солдаты
диван какой-то выносили и меня к стене прижали… а красильщиков — нет, не помню, чтобы красильщики были… да и квартиры отпертой нигде, кажется, не было.
Прошло минут с десять. Было еще светло, но
уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударяясь с налета об стекло. Наконец, это стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и сел на
диване.
Он до того был сбит и спутан, что,
уже придя домой и бросившись на
диван, с четверть часа сидел, только отдыхая и стараясь хоть сколько-нибудь собраться с мыслями.
Свидригайлов сел на
диван, шагах в восьми от Дуни. Для нее
уже не было ни малейшего сомнения в его непоколебимой решимости. К тому же она его знала…
Неточные совпадения
Разговаривая и здороваясь со встречавшимися знакомыми, Левин с князем прошел все комнаты: большую, где стояли
уже столы и играли в небольшую игру привычные партнеры; диванную, где играли в шахматы и сидел Сергей Иванович, разговаривая с кем-то; бильярдную, где на изгибе комнаты у
дивана составилась веселая партия с шампанским, в которой участвовал Гагин; заглянули и в инфернальную, где у одного стола, за который
уже сел Яшвин, толпилось много державших.
«Честолюбие? Серпуховской? Свет? Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого
уже не было. Он встал с
дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно», добавил он медленно.
Волны моря бессознательной жизни стали
уже сходиться над его головой, как вдруг, — точно сильнейший заряд электричества был разряжен в него, — он вздрогнул так, что всем телом подпрыгнул на пружинах
дивана и, упершись руками, с испугом вскочил на колени.
Я лег на
диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б,
уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
В гостиной давно
уже было все прибрано, роскошные перины вынесены вон, перед
диваном стоял покрытый стол.