Неточные совпадения
В
ту же минуту добрая тетушка, Прасковья Ильинична, не вытерпела, бросила разливать чай и кинулась было ко мне лобызать меня; но я еще не успел ей сказать двух слов,
как тотчас
же раздался визгливый голос девицы Перепелицыной, пропищавшей, что «видно, Прасковья Ильинична забыли-с маменьку-с (генеральшу), что маменька-с требовали чаю-с,
а вы и не наливаете-с,
а они ждут-с», и Прасковья Ильинична, оставив меня, со всех ног бросилась к своим обязанностям.
— Вы уж изволите знать мою главную черту, благодетель: подлец, настоящий подлец! Ведь я,
как вхожу, так уж тотчас
же главную особу в доме ищу, к ней первой и стопы направляю, чтоб таким образом, с первого шагу милости и протекцию приобрести. Подлец, батюшка, подлец, благодетель! Позвольте, матушка барыня, ваше превосходительство, платьице ваше поцеловать,
а то я губами-то ручку вашу, золотую, генеральскую замараю.
— То-то, батюшка! Коли я шут, так и другой кто-нибудь тут!
А вы меня уважайте: я еще не такой подлец,
как вы думаете. Оно, впрочем, пожалуй, и шут. Я — раб, моя жена — рабыня, к
тому же, польсти, польсти! вот оно что: все-таки что-нибудь выиграешь, хоть ребятишкам на молочишко. Сахару, сахару-то побольше во все подсыпайте, так оно и здоровее будет. Это я вам, батюшка, по секрету говорю; может, и вам понадобится. Фортуна заела, благодетель, оттого я и шут.
— Да, конечно, Фома Фомич; но теперь из-за меня идет дело, потому что они
то же говорят, что и вы,
ту же бессмыслицу; тоже подозревают, что он влюблен в меня.
А так
как я бедная, ничтожная,
а так
как замарать меня ничего не стоит,
а они хотят женить его на другой, так вот и требуют, чтоб он меня выгнал домой, к отцу, для безопасности.
А ему когда скажут про это,
то он тотчас
же из себя выходит; даже Фому Фомича разорвать готов. Вон они теперь и кричат об этом; уж я предчувствую, что об этом.
А так
как я не достану ничего службой, сам
же по себе ни на что не способен и не имею почти никакого образования,
то, разумеется, остается только два средства: или украсть, или жениться на богатой.
— Признаюсь вам, — отвечал он, — этот вопрос для меня хуже самой горькой пилюли. В том-то и штука, что я уже открыл мою мысль… словом, свалял ужаснейшего дурака! И
как бы вы думали, кому? Обноскину! так что я даже сам не верю себе. Не понимаю,
как и случилось! Он все здесь вертелся; я еще его хорошо не знал, и когда осенило меня вдохновение, я, разумеется, был
как будто в горячке;
а так
как я тогда
же понял, что мне нужен помощник,
то и обратился к Обноскину… Непростительно, непростительно!
— Под опекой не состоит! — вскрикнул Бахчеев, немедленно на меня накидываясь. — Дура она, батюшка, набитая дура, —
а не
то, что под опекой не состоит. Я тебе о ней и говорить не хотел вчера,
а намедни ошибкой зашел в ее комнату, смотрю,
а она одна перед зеркалом руки в боки, экосез выплясывает! Да ведь
как разодета: журнал, просто журнал! Плюнул, да и отошел. Тогда
же все предузнал,
как по-писаному!
— Так, так, друг мой. Но все это не
то; во всем этом, конечно, перст Божий,
как ты говоришь; но я не про
то… Бедная Татьяна Ивановна!
какие, однако
же, с ней пассажи случаются!.. Подлец, подлец Обноскин!
А, впрочем, что ж я говорю «подлец»? я разве не
то же бы самое сделал, женясь на ней?.. Но, впрочем, я все не про
то… Слышал ты, что кричала давеча эта негодяйка, Анфиса, про Настю?
— К вам теперь обращаюсь, домашние, — продолжал Фома, обращаясь к Гавриле и Фалалею, появившемуся у дверей, — любите господ ваших и исполняйте волю их подобострастно и с кротостью. За это возлюбят вас и господа ваши.
А вы, полковник, будьте к ним справедливы и сострадательны.
Тот же человек — образ Божий, так сказать, малолетний, врученный вам,
как дитя, царем и отечеством. Велик долг, но велика и заслуга ваша!
— Теперь слушайте
же всю мою исповедь! — возопил Фома, обводя всех гордым и решительным взглядом. —
А вместе с
тем и решите судьбу несчастного Опискина. Егор Ильич! давно уже я наблюдал за вами, наблюдал с замиранием моего сердца и видел все, все, тогда
как вы еще и не подозревали, что я наблюдаю за вами. Полковник! я, может быть, ошибался, но я знал ваш эгоизм, ваше неограниченное самолюбие, ваше феноменальное сластолюбие, и кто обвинит меня, что я поневоле затрепетал о чести наиневиннейшей из особ?
«Для чего, наконец, — думал я, — для чего
же выписывал он из столицы своего племянника и сватал его к этой девице,
как не для
того, чтоб обмануть и нас, и легкомысленного племянника,
а между
тем втайне продолжать преступнейшее из намерений?» Нет, полковник, если кто утвердил во мне мысль, что взаимная любовь ваша преступна,
то это вы сами, и одни только вы!
Настя
то же сейчас говорила, хотя, право, не знаю,
какие на ней-то грехи, потому что она ангел,
а не человек!
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)
А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид,
а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не будете кушать,
а вот
как барин ваш сядет за стол, так и вам
того же кушанья отпустят.
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад
тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так
же,
как и отец, содержать трактир.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю
как!"За что
же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему.
А он не
то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Ибо желать следует только
того, что к достижению возможно; ежели
же будешь желать недостижимого,
как, например, укрощения стихий, прекращения течения времени и подобного,
то сим градоначальническую власть не токмо не возвысишь,
а наипаче сконфузишь.