Неточные совпадения
Все шло
хорошо; но на шестом году его службы случилось ему в один несчастный вечер проиграть
все свое состояние.
Помню, пришло мне тоже на мысль, как бы
хорошо было, если б каким-нибудь волшебством или чудом совершенно забыть
все, что было, что прожилось в последние годы;
все забыть, освежить голову и опять начать с новыми силами.
— Как это
хорошо! Какие это мучительные стихи, Ваня, и какая фантастическая, раздающаяся картина. Канва одна, и только намечен узор, — вышивай что хочешь. Два ощущения: прежнее и последнее. Этот самовар, этот ситцевый занавес, — так это
все родное… Это как в мещанских домиках в уездном нашем городке; я и дом этот как будто вижу: новый, из бревен, еще досками не обшитый… А потом другая картина...
Кажется, и его самого они
все не совсем
хорошо принимают; за что-то сердятся.
— Поезжай, поезжай, голубчик. Это ты
хорошо придумал. И непременно покажись ему, слышишь? А завтра приезжай как можно раньше. Теперь уж не будешь от меня по пяти дней бегать? — лукаво прибавила она, лаская его взглядом.
Все мы были в какой-то тихой, в какой-то полной радости.
— Ах, как не
хорошо это
все, что ты говоришь, Леночка. И какой вздор: ну к кому ты можешь наняться?
Это
все молодежь свежая;
все они с пламенной любовью ко
всему человечеству;
все мы говорили о нашем настоящем, будущем, о науках, о литературе и говорили так
хорошо, так прямо и просто…
—
Хорошо же, слушайте же, — вскричала Наташа, сверкая глазами от гнева, — я выскажу
все,
все!
— Слава богу! Ведь мне это сто раз в голову приходило. Да я
все как-то не смел вам сказать. Вот и теперь выговорю. А ведь это очень трудно тыговорить. Это, кажется, где-то у Толстого
хорошо выведено: двое дали друг другу слово говорить ты, да и никак не могут и
все избегают такие фразы, в которых местоимения. Ах, Наташа! Перечтем когда-нибудь «Детство и отрочество»; ведь как
хорошо!
— Если, может быть, и не совсем верно догадалась она про князя, то уж то одно
хорошо, что с первого шагу узнала, с кем имеет дело, и прервала
все сношения.
И для князя-то
все бы
хорошо было, да одно нехорошо: обязательство жениться он у ней назад не выхлопотал.
— Да вы, может быть, побрезгаете, что он вот такой… пьяный. Не брезгайте, Иван Петрович, он добрый, очень добрый, а уж вас как любит! Он про вас мне и день и ночь теперь говорит,
все про вас. Нарочно ваши книжки купил для меня; я еще не прочла; завтра начну. А уж мне-то как
хорошо будет, когда вы придете! Никого-то не вижу, никто-то не ходит к нам посидеть.
Все у нас есть, а сидим одни. Теперь вот я сидела,
все слушала,
все слушала, как вы говорили, и как это
хорошо… Так до пятницы…
Во
весь этот вечер и впоследствии, мне кажется, я довольно
хорошо изучил ее.
— Я думаю, что
хорошо. Так, навестила бы вас… — прибавила она, улыбнувшись. — Я ведь к тому говорю, что я, кроме того, что вас уважаю, — я вас очень люблю… И у вас научиться многому можно. А я вас люблю… И ведь это не стыдно, что я вам про
все это говорю?
— Вот видите, мой милый Иван Петрович, я ведь очень
хорошо понимаю, что навязываться на дружбу неприлично. Ведь не
все же мы грубы и наглы с вами, как вы о нас воображаете; ну, я тоже очень
хорошо понимаю, что вы сидите здесь со мной не из расположения ко мне, а оттого, что я обещался с вами поговорить. Не правда ли?
— Вы не ошиблись, — прервал я с нетерпением (я видел, что он был из тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают ему это почувствовать. Я же был в его власти; я не мог уйти, не выслушав
всего, что он намерен был сказать, и он знал это очень
хорошо. Его тон вдруг изменился и
все больше и больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый). — Вы не ошиблись, князь: я именно за этим и приехал, иначе, право, не стал бы сидеть… так поздно.
Я на
все согласен, было бы мне
хорошо, и нас таких легион, и нам действительно
хорошо.
— Новые платья! Гм. Ну, это уже не так
хорошо. Надо во
всем удовольствоваться скромною долей в жизни. А впрочем… пожалуй… можно любить и новые платья.
Она плакала, обнимала и целовала его, целовала ему руки и убедительно, хотя и бессвязно, просила его, чтоб он взял ее жить к себе; говорила, что не хочет и не может более жить со мной, потому и ушла от меня; что ей тяжело; что она уже не будет более смеяться над ним и говорить об новых платьях и будет вести себя
хорошо, будет учиться, выучится «манишки ему стирать и гладить» (вероятно, она сообразила
всю свою речь дорогою, а может быть, и раньше) и что, наконец, будет послушна и хоть каждый день будет принимать какие угодно порошки.
Катя давеча
хорошо сказала: я именно любила его так, как будто мне
все время было отчего-то его жалко…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему
всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как
хорошо!
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом.
Все чрезвычайно
хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Осип. Любит он, по рассмотрению, что как придется. Больше
всего любит, чтобы его приняли
хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице
все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу,
все пошло
хорошо.
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и
все это такое… Ах, как
хорошо! Я страх люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Я, однако ж, ему очень понравилась: я заметила —
все на меня поглядывал.